Анализ стихотворения А. С. Пушкина «Виноград»

Возьмем для примера стихотворение А. С. Пушкина “Виноград”. К сожалению, оно не входит в базовую школьную программу и не очень широко известно. Несмотря на небольшой объем, оно несет в себе все основные черты неповторимого художественного мира Пушкина.

Не стану я жалеть о розах,
Увядших с легкою весной;
Мне мил и виноград на лозах,
В кистях созревший под горой,
Краса моей долины злачной,
Отрада осени златой,
Продолговатый и прозрачный,
Как персты девы молодой.

Здесь легко обнаруживаются те самые два образных и лексических “полюса”, которые вызывают в читателе разнонаправленные эмоции: это весенние “розы”, об увядании которых не станет жалеть поэт, и милый его сердцу “виноград”, давший название стихотворению. Вокруг каждого из этих полюсов легко выстраиваются (и это – следующий шаг анализа) определенные, также разнонаправленные лексические ряды, соотнесенные по смыслу с исходными лексемами и расширяющие, проясняющие основное эмоциональное впечатление, обогащающие его новыми оттенками значений. В данном случае они подсказаны самим автором: розы прямо связываются с “легкою весной”. Виноград же определяется как “отрада осени златой”.

И содержание текста, на первый взгляд, ограничивается этим сквозным противопоставлением явлений природы, ее конкретных весенних и осенних реалий. О чем стихи? – о розах и винограде, о неповторимой и преходящей красоте весны и осени. “Тема” и “идея” на этом могут быть исчерпаны.

Однако на самом деле этот самый верхний, простейший слой текста – лишь основа, дающая первотолчок движению поэтической мысли. Наша задача – проследить это движение, выйти на более важные, глубинные – философские – слои произведения.

И здесь на помощь должна прийти еще одна очень важная особенность нашей психики – способность к ассоциативному мышлению. Психологическая наука знает разные виды ассоциаций: по сходству, по контрасту, по смежности. Для глубокого восприятия произведения искусства очень важен еще один вид ассоциаций, о котором, ссылаясь на исследования французского психолога Рибо, подробно говорит Л. Выготский в своей работе “Воображение и творчество в детском возрасте” .

Это ассоциации “по эмоции”, т.е. объединение между собой тех или иных представлений, образов, предметов, событий не по их реальному сходству, не по каким-то связям, существующим в действительности, а лишь по общности эмоций, которые они вызывают. Понятно, что способность к ассоциациям подобного типа может быть соотнесена с работой воображения и непосредственно связана с восприятием художественного текста. Л. Выготский называет это явление “законом эмоциональной реальности воображения” и утверждает, что “именно этот психологический закон должен объяснить нам, почему такое сильное действие оказывают на нас художественные произведения, созданные фантазией их авторов”; Образы – вымышленны, нереальны, но реальны вызванные ими эмоции, и чем ярче художественный образ, тем сильнее его эмоциональное воздействие на наше воображение, тем больше ассоциаций из разных сфер нашей собственной жизни он вызывает.

з разных сфер нашей собственной жизни он вызывает. Мы не можем понюхать розу или попробовать “продолговатый и прозрачный” виноград. Но яркость описания (особенно – винограда, и это, как мы увидим дальше, принципиально важно) активизирует наши эмоции, включает воображение, будит ассоциации.

В самом стихотворении “Виноград” нет слов “юность” и “зрелость”, но если мы попытаемся выявить ассоциации, которые вызывают у нас имеющиеся в тексте “розы” и “виноград”, “весна” и “осень”, то несомненно выйдем и на эти гораздо более значимые для Пушкина ключевые образы.

Образ розы воспринимается нами не только как цветок: мысленное любование красотой, свежестью, ароматом весенней розы влечет за собой ассоциацию с молодой прекрасной девушкой (всплывает традиционное для русской поэзии первой трети XIX века сочетание “дева-роза”, встречающееся и у самого Пушкина), с первой “весенней” любовью (опять- таки традиционно роза – символ любви). А “дополняющий” розу образ весны, да еще с эпитетом “легкая”, вызывает ассоциации с чем-то радостным, неземным, с юношеской мечтой о счастье, с предвкушением радостей предстоящей долгой жизни.

Еще более прозрачные ассоциации именно с человеческой, а не природной сферой вызывает у нас образ винограда. Одно лишь слово “отрада”, несущее в себе не вкусовые ощущения (как следовало бы, если бы имелась в виду лишь сладкая ягода), а опять-таки эмоцию радости бытия, – уже выводит образ винограда из чисто природной, бытовой сферы.

Но он еще и “краса моей долины злачной”: ясно, что речь идет не о шести сотках виноградника где-нибудь на крымской даче и что “долина” – это не долина в прямом смысле, а нечто отвлеченное, даже философское и личностно значимое: моя долина, причем ” злачная, т.е. урожайная, вырастившая богатые плоды – не земные, но духовные. И в этой ассоциативной цепи “осень златая” (эпитет “златая” влечет за собой ассоциацию и с красотой, и с богатством!) также воспринимается не только как явление природы, но главным образом как пора человеческой зрелости, мудрости, подведения жизненных итогов.

О явном предпочтении второго свидетельствует уже само название стихотворения: не бесстрастно-пропорциональное “Розы и виноград”, но именно и только “Виноград”. О том же косвенно говорит и “количественная” характеристика: две строки о розах – и они забыты, “увяли” “с легкою весной”. Зато виноград “господствует” в остальных шести строках и обретает под пером поэта “плоть и кровь”: он “продолговатый и прозрачный”, кажется, его можно потрогать, надкусить, насладиться его сладостью!

Более того, эти шесть строк объединены в одно предложение, переходящее из одной строфы в другую, и сама структура этого предложения – причастный оборот, уточняющий основное понятие, два приложения, два эпитета и завершающее всю эту конструкцию развернутое сравнение – все это, прочитываемое на едином дыхании, усиливает ощущения, нагнетает эмоции, делает образ винограда еще более ярким и впечатляющим. Той же цели служит даже звуковая организация стиха: мягкие л, полнозвучные о создают как бы “рисунок” круглых, мягких, брызжущих соком ягод.

ха: мягкие л, полнозвучные о создают как бы “рисунок” круглых, мягких, брызжущих соком ягод. Таким образом, сама художественная система стихотворения, буквально все особенности его формы дают нам ответ на главный содержательный прос: что предпочитает поэт – весну или осень. Да, весна прекрасна и радостна, но она быстротечна. Куда ближе поэту осень – время наслаждения “плодами” прошедших лет! Стихотворение о розе и винограде оказывается по сути, философским размышлением о ценностях человеческой жизни, о смысле бытия, о важности творческих свершений, о наслаждении плодами этих свершений – куда более радостном и высоком, чем “легкими”, невесомыми радостями молодой “весны”.

Но и этим еще не исчерпывается вся глубина содержания стихотворения. Обратим внимание еще на один образ, возникающий в последней строке: “продолговатый и прозрачный, как персты девы молодой”. Есть ли в нем какой-то глубинный смысл или это просто сравнение – литературный прием, призванный “разукрасить” образ винограда, придать ему достоверность, реалистическую наглядность (есть ведь на юге такой сорт винограда – “дамские пальчики!)? Почему вызывает он у нас ассоциацию все с той же “девой-розой”, т.е. возвращает нас к началу стихотворения? И случайно ли возникает он именно в последней строке, как бы кольцом замыкая мотив молодости и красоты, а самым последним, ударным в стихотворении оказывается слово “молодой”?

Конечно же, все это не случайность: это “изобразительное средство” несет на себе огромную смысловую нагрузку, окончательно проясняет главную, философскую мысль произведения – идею гармонии бытия, вечного круговорота жизни. Прекрасна “легкая” весна, еще ближе сердцу поэта “златая” и “злачная” осень. Но и она пройдет, как проходит все на земле. И на смену снова придет весна и юность, и “дева молодая” будет подобна розе, и розы будут цвести вечно, как вечен круг жизни природы и человечества.

Вот о чем на самом деле это небольшое стихотворение! У каждого человека свои “розы” и свой “виноград”, но для всех един закон гармонии земного бытия и вечного круговорота земной жизни.

Такое многозначное, глубокое прочтение стихотворения позволяет поставить его в общий контекст всего творчества А. С. Пушкина, прежде всего его философской лирики.