Cочинения на свободную тему - XIX век - Наполеонизм в русской литературе XIX века

Наполеонизм в русской литературе XIX века

И до последней все обиды Оплачены тебе, тиран! А. С. Пушкин Образ Наполеона, его стремительная карьера, возможность «маленького человека» подняться с помощью упорства и способностей на самый верх — всегда волновала умы и воображение русской интеллигенции. Вначале Наполеон, всего добившийся сам (без протекции и денег), восхищал и очаровывал своей неустрашимостью, умением повести за собой народы, добиться поставленной цели, но после вторжения в Россию он становится врагом: Наполеон «смел» посягнуть на самое святое — свободу и независимость дорогой отчизны. После этого появился другой образ Наполеона — тирана и кровавого себялюбца, положившего к своим ногам тысячи жизней, перешагнувшего через святую заповедь: «Не убий!» Все эти этапы превознесения, обожания и ненависти к Наполеону отражены в разные периоды времени в русской литературе Пушкиным и Лермонтовым, Достоевским и Л. Толстым...


А. С. Пушкин в стихотворении «Наполеон» дает исчерпывающую характеристику этого человека, его достоинствам и роковым ошибкам. Чудесный жребий совершился: Угас великий человек. В неволе мрачной закатился Наполеона грозный век… Наполеон сумел не упустить свой единственный шанс. Это восхищало лучшие умы России. Они видели в императоре освободителя народов, а он оказался самым заурядным властолюбцем. Среди рабов до упоенья Ты жажду власти утолил, Промчал в боях их ополченья. Их цепи лаврами обвил. Снова и снова поражает провидческая оценка Пушкиным деятельности Наполеона: он не освободил рабов, как они того жаждали, а «цепи лаврами обвил». Он сделался: жестоким тираном, а позже вверг Европу в невообразимую бойню, которая поглотила и его самого. Оцепенелыми руками Схватив железный свой венец, Он бездну видит пред очами, Он гибнет, гибнет наконец. Бежат Европы ополченъя! Окровавленные снега Провозгласили их паденье, И тает с ними след врага. Пушкину вторит и М. Ю. Лермонтов, показывая трудную, но славную победу русского духа и оружия над Наполеоном на Бородинском поле. Наполеон еще не понимает, что пришел его конец, а верит в свой полководческий гений, а между тем это поле его позора, гибели его полчищ и неминуемого конца и самого «героя». Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!.. И опять вспоминаются слова великого Пушкина. Он поражался, как удачливый полководец не смог реально оценить силы свои и врага: Надменный! Кто тебя подвигнул? Кто обуял твой дивный ум? Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум? А вот Лев Николаевич Толстой в романе «Война и мир» неоднократно описывает Наполеона бездушным карьеристом, мечтающим лишь о мировом господстве, люди для него — ничто.

Он перешагнет через любого, в жертвенности людей Наполеон видит лишь свое обожание. Ни угрызений совести, ни сожаления о погибших по его вине не испытывает этот бездушный властолюбец. «… Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому» что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему.

ми, которые он, очевидно, переносил только потому» что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему… Подъехав к широкой реке Вилли, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу — Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Дольский уланский полковник… спросил, позволено ли ему будет переплыть со своими уланами реку, не отыскивая брода— Узнал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием… он бухнулся в воду… сотни уланов поскакали за ним… Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди… и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали… Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира… одинаково поражает и ввергает людей в безумие самозабвения...» Для Толстого нет лучшего доказательства ничтожества человека, чем его гордость, пренебрежение к чужой, именно к чужой, жизни.

Наполеон не жалеет солдат, ему кажется, что люди счастливы умереть за него, по малейшему мановению его руки или даже без оного. О поляках, бросившихся в реку, он отозвался довольно высокомерно известной латинской фразой: «Кого хочет погубить — лишает разума» — но ее можно отнести и к самому Наполеону. Он будет вскоре метаться и давать бессмысленные распоряжения во время Бородинской битвы, а попав в Москву, все сделает, чтобы погубить свою армию. Л. Н. Толстой развенчивает ореол героя, закрепившийся за Бонапартом. Он маленький, бездушный и тщеславный «человечек», возомнивший себя великаном, оттого и потерпел сокрушительное поражение от России. Если Наполеона считали великим полководцем, то Лев Николаевич отказывает ему и в этом таланте. Наполеон сгубил тысячи жизней ради своего безмерного эгоизма, тщеславия и жажды власти. Такой же взгляд на «героя» и у Федора Михайловича Достоевского.

В романе «Преступление и наказание» писатель устами Раскольникова развенчивает славу Бонапарта. Родион Романович «берет пример» с Наполеона, решая для себя вопрос: «тварь ли он дрожащая или право имеет» перешагнуть через чужую кровь. «Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? Так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон… Шутка в том: я задал себе один раз такой вопрос: что, если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, Ни перехода через Монблан, а была бы вместо этих красивых и Монументальных вещей просто запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок нужно убить, чтоб из сундука у нее деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не было? Не покоробился ли бы оттого, что это уж слишком не монументально… и грешно?., я, наконец, догадался (вдруг как-то), что не только его не покоробило бы, но даже и в голову бы ему не пришло.

бы ему не пришло… И уж если бы только не было ему другой дороги, то задушил бы так, что и пикнуть бы не дал, без всякой задумчивости!..» Для Достоевского страдания Раскольникова — признак его человечности. Родион Романович переживает из-за убийства, но для писателя это признак, что не очерствела душа героя, есть еще надежда на возрождение в нем человека.


Наполеону же Федор Михайлович отказывает в человечности, и нет ему прощения, он вечный грешник, загубивший чужие жизни, невинные души, не раскаявшись в содеянном, а значит, нет ему и признания. Такое отношение к Наполеону стало традиционным в русской литературе второй половины XIX века. Лучшие умы, восхищавшиеся и желавшие подражать своему кумиру, враз отвернулись от Наполеона, не простив ему нашествия и сожжения Москвы. После этих печальных событий аристократическая Россия перестала говорить по-французски. Это, конечно, смешной патриотизм, отражающий фальшь и лицемерие высшего света, но прямое следствие вторжения Наполеона в Россию, его разбойничьего похода, окончившегося так плачевно для некогда блестящего героя, кумира русской «золотой молодежи» конца XVIII — начала XIX века.