Вариант 1

    КИМ, АНАТОЛИЙ АНДРЕЕВИЧ (р. 1939), русский прозаик, драматург. Родился 15 июня 1939 в с.Сергиевка Тюлькубасского р-на Чимкентской обл. (Казахстан) в семье преподавателей-корейцев, чьи предки поселились в России в середине 19 в. Учился в Московском художественном училище «Памяти 1905 года», выступает и как художник и оформитель собственных книг. В 1971 заочно окончил Литературный институт им. А.М.Горького. Начал с публикации рассказов и повестей, тематически связанных с Дальним Востоком и Сахалином и несущих на себе печать национального корейского миросозерцания, быта, фольклора и художественной образности, напоминающей порой четкую и виртуозную графику южноазиатских мастеров (рассказы Шиповник Мёко, Акварель, оба 1973; повесть Поклон одуванчику, 1975; сборники Голубой остров, 1976, Четыре исповеди, 1978, Соловьиное эхо, 1976, опубл. 1980, Нефритовый пояс, 1981, Собиратели трав, 1980, опубл. 1983, с посвящением «моей дорогой матери»). Тяготение к лирико-философской медитативности, сюжетной размытости, медленному, детально-вдумчивому развертыванию повествования проявились в повести Кима Луковое поле (1976, опубл. 1978), где героем выведен один из характерных для отечественной словесности 1970-х–1990-х годов, с ее апологией аутсайдерства, типов – опустившийся бродяга, наделенный, при всей беспорядочности внешнего бытия, психологической тонкостью и душевной чистотой, а «идейную» нагрузку принимают на себя сквозные образы-символы, знаменующие всеединство человечества и природы. Сплав риторики, смысловой многозначительности («ложной», по мнению некоторых критиков) и поэтичности, подкрепленной ритмической организацией словесной ткани и внешней алогичностью повествования, меняющего углы зрения, временную и пространственную локализацию, отдаляет прозу Кима от иллюзии достоверности, приближая к символической универсальности даже в тех случаях, когда в основу сюжета положена жизнеподобная ситуация (повесть Лотос, 1980, где рассказывается о прощании художника с умирающей матерью, и Смерть, в традициях, близких к буддизму и суфизму, выступает как процесс преображения души, а Творчество – в духе известного латинского афоризма о «вечности» искусства – как способ дать бессмертие земному бытию). Реальность и миф, психологизм и дискурс, зооморфизм и сквозной для Кима тезис о взаимосвязанности и взаимопереходности всего сущего, воплощенный в идее переселения душ, отличают и одно из наиболее заметных произведений Кима – роман-сказку Белка (1985). Судьба четырех друзей-художников, «заговор зверей», проблема зла и «скотского» (т.е. мефистофельского, дьявольского начала) в человеческой природе, продолжая одну из продуктивных линий развития западноевропейского философского романа 20 в. (Люди или животные? Веркора), у Кима разрешается соотношением конечного и грешного человеческого бытия с вечной правдой искусства, дающего возможность человеку через акт творчества (соравного Божественному акту творения) в далекой перспективе обрести свою высшую, анти-звериную суть и бессмертие, даруемые как награда тому, кто «сотворит свою жизнь по-человечески», созидая, а не убивая (ибо нельзя стать бессмертным, отняв жизнь у другого). Интерпретация «художника», «человека творящего» как лучшего представителя рода, противостоящего сытой приземленности, «животности» филистера (мещанина, бюргера, обывателя), имеет своим первым литературным прецедентом концепцию немецких романтиков (Э.Т.А.Гофман, братья А.В. и Ф.Шлегели), с которыми (особенно с первым) Кима роднит и эклектичность «мозаичного» повествования, загадочность и фантасмагорийность многопланового текста (тайна – одно из ключевых понятий поэтики Кима), словесная избыточность, пристальное внимание к явлениям метемпсихоза. Последнее, соединенное со взглядом на цивилизацию с космической точки зрения и апокалиптическими прогнозами относительно будущего человечества, проявилось в самом известном романе-притче Кима – Отец-Лес (1989). «Полифония» образов трех поколений дворянской семьи Тураевых, судьбами и мыслями тесно связанных с мощной и таинственной жизнью большого мещерского леса, помогающего им перейти от суеты, мелочности и злобы в светлое ощущение радостного слияния с миром, купца Ферапонтова, сержанта Обрезова и других, сплетающихся с образами Змея-Горыныча и дерева, символизирует столь близкую Киму идею всеединства планеты, в которое человек вносит дисгармонию, бездумно разрушая Лес, естественную природу не только вторжением в нее (многозначный образ богини плодородия Деметры-Земли, «разведенной» с крестьянином и «механически» насилуемой химикатами и т.п.), но и отступлением от «закона» дерева, воплощающего высшую свободу: интенсивной внутренней работы (Ким разделяет буддийскую теорию духовности всех форм жизни на земле) при отсутствии какого-либо насилия, попрания свободы другого. Здесь становится особенно отчетливой христианская тенденция, вызревающая в горниле многоразличных религиозно-философских напластований прозы Кима (в т.ч. итог романа Белка: «… надо стойко и неустанно работать для накопления всеобщей энергии добра»). Христос сам является Звездным (и огорченным) Гостем в конце романа, оставляя его герою – сгустку человеческих страстей и боли – одну надежду: «В новом мире я сначала умру от ненависти, которая исходит от моего одиночества, а затем воскресну от любви, которая не сможет умереть вместе со мной. И на земле вырастет новый Лес, благоухающий, без гнева и зла...»     «Ноосферное», по определению некоторых критиков, художественное мышление Кима модифицируется в фантастически-мифологическую философскую притчу в повести Поселок кентавров (1992), где в традициях, заставляющих вспомнить Дж.Свифта, писатель рассказывает о конфликте двух миров: видимого, суетного и грешного, в котором живут и противоборствуют люди, кентавры, лошади и амазонки, и высшего, незримого – всемогущих существ, вершащих нравственный суд над «животным» миром, над человечеством, в конце концов уничтожающего себя тяготением к животности, своей грубой корыстной чувственностью.     В романе Онлирия (1995) философско-провиденциальная символика развернута писателем на основе библейских текстов и манихейских представлений об истории человечества как Мировой Игре между Богом и созданным им же Князем зла. Однако здесь Ким полагает возможным и спасение человечества, его Воскресение в царстве бессмертия Онлирии. Проза Кима представляется одним из вариантов продолжения линии, намеченной в современной отечественной литературе фантастом-ученым И.А.Ефремовым (роман Туманность Андромеды и др.), с стремлением к космизму и интеллектуальному анализу – с учетом, однако, большей лиричности, сложной метафоричности, сюжетной размытости (особенно в ранних вещах), введением религиозно-мифологической символики и обостренной «экологичности» проблематики у Кима и принципиально иным знаком отношения к растущей технократической мощи человека, оцениваемой Кимом как амбициозно-дьявольский путь к саморазрушению.