Cочинения на свободную тему
-
Разное
-
Творчество Владислава Отрошенко
Творчество Владислава Отрошенко
\«Двор прадеда Гриши\» — повесть, опубликованная в первом номере \«Ясной Поляны\», нового журнала, что был открыт для чтения в 1997 году.
Отрошенко — блаженный шептун, и если относить его к современности, то к тому кругу писателей, у которых вымысел и миф, сплетенные с достоверностью —это способ создания своего, вневременного мира, способ отрицания зла, поэтического надмирного созерцания.
\«Двор прадеда Гриши\» написан так искренно, как только можно писать. Это повествование о детстве мальчика, живущего в казачьей станице у двух своих стариков, прадеда Гриши и жены его Анисьи. Написаны эти картины жизни, быта виденьем ребенка и его душой. Нет понимания таких вещей как смерть, зло. Вместо того есть детские (даже у стариков) обида, жадность, страхи, хитрость, простодушие; озабоченность внешним, а не внутренним, эгоизм вечно живого существа. Детская искренность мальчика и стариков одушевляет предметы, животных, природу — ко всему есть вера. Но в душе ребенка от осознания этого чуда жизни рождается вовсе не страх Божий и смирение, а чувство божественного в самом себе.
Все образы в повествованиях Отрошенко \«моторные\», как в страшных чудесных сказках Гоголя. В движенье приходит весь предметный мир, но мистицизм взрослого человека ни за что не сроднить с мистическим виденьем детским, где царят только удивление и радость бытия. Все реально настолько, насколько реальна человеческая жизнь. Ребенку жизнь кажется вечной, он великое Никто и Ничто, кружится, будто \«божья пчелка\» в рое пчелином своего прадеда, так что прадед Гриша нет-нет да курнет на внучка дымком, как на ту самую надоедливую кусачую пчелу.
Отрошенко совершает открытие: тому, кто только явился на свет, все в этом свете должно казаться старшим по возрасту — древним, даже вечным. Будто жили до него эти дед с бабкой не одну сотню лет. Ощущение прочности бытия неожиданно внушается их старостью.
Дед — как засыпает. Бабка — ей смерть как приснилась. Умершие еще долго ворочаются в своих гробах, будто устраиваются в них как можно удобней, ругаются да норовят попрекнуть живых, что те им чем-то не угодили. Наконец, звучит, обрамляя повествование печальным, но и благоухающим венком, тема \«того света\», где все \«темно и безобразно\».
Отрошенко назвал рассказы \«Двора прадеда Гриши\» \«новеллами\», но это всего лишь печальная усмешка над печальным же, чем-то допотопным и сиротским, как граммофон, что выносит на двор из пылищи прадед Гриша и слушает, пугая гусей да индюшек страстями человеческими — музыкой, рвущейся на свет из его медной трубы. \«Музыка\» (одноименная новелла) — воплощенная мировая гармония. Умер прадед. Мальчик расковырял граммофон, желая открыть, наконец, тайну тех запретных звуков, хранителем которых был умерший старик. А тайна исчезла навеки, превратившись в горку пружинок, в хлам, в прах. Так вот и смерть разбирает человека до косточек, становится ей это можно сделать.
ть. Если нет души, то нет вам тогда и мира, замолкает он и гаснет, превращается в бесполезный прах, как старый этот граммофон. Исчезает музыка.
В чем-то \«Двор прадеда Гриши\» (не повествование, а его герой, спасающийся во дворе своего прадеда, как на Ноевом ковчеге, мальчик, ребенок, с вечной \«стариковской\» мудрой душой) воскрешает у читателя в памяти шолоховского \«Нахаленка\». Но казачки у Отрошенко не засланные от Шолохова, они от Бога засланные, и по-небесному торжественно величает он их в своих повестях \«господами казаками\».
В эпилоге ожидаемо поясняется отношение взрослого человека к своему детству и духовным открытиям. Взрослый человек разобранное пытается собрать — сделать то, что не вышло у мальчика. Это сотворение Логоса после Гармонии, и ее уж горестное неминуемое исчезновение; сотворение насущного Мира вместо бывшего и ненасущного Света.
Но зато и понятно, что этот эпилог никогда не будет до конца написан. Каждый раз чувство утраты, тоска по исчезнувшему будут заставлять взрослого человека в чем-то раскаиваться и раскаиваться до тех пор, покуда, как из скорлупы, не вылупится такой вот живой, весь из света мальчик.
Что же родилось раньше: мертвящая скорлупа Мира или несмертельный Свет? Это придется решать уж тем, кто читал или захочет прочесть эту повесть. \«Двор прадеда Гриши\» — образец русского рассказа о детстве. Про жизнь сказать после такого чтения бывает нечего, хочется только, как ребенку, слушать и слушать, становясь в ней очарованным странником.
Отрошенко — блаженный шептун, и если относить его к современности, то к тому кругу писателей, у которых вымысел и миф, сплетенные с достоверностью —это способ создания своего, вневременного мира, способ отрицания зла, поэтического надмирного созерцания.
\«Двор прадеда Гриши\» написан так искренно, как только можно писать. Это повествование о детстве мальчика, живущего в казачьей станице у двух своих стариков, прадеда Гриши и жены его Анисьи. Написаны эти картины жизни, быта виденьем ребенка и его душой. Нет понимания таких вещей как смерть, зло. Вместо того есть детские (даже у стариков) обида, жадность, страхи, хитрость, простодушие; озабоченность внешним, а не внутренним, эгоизм вечно живого существа. Детская искренность мальчика и стариков одушевляет предметы, животных, природу — ко всему есть вера. Но в душе ребенка от осознания этого чуда жизни рождается вовсе не страх Божий и смирение, а чувство божественного в самом себе.
Все образы в повествованиях Отрошенко \«моторные\», как в страшных чудесных сказках Гоголя. В движенье приходит весь предметный мир, но мистицизм взрослого человека ни за что не сроднить с мистическим виденьем детским, где царят только удивление и радость бытия. Все реально настолько, насколько реальна человеческая жизнь. Ребенку жизнь кажется вечной, он великое Никто и Ничто, кружится, будто \«божья пчелка\» в рое пчелином своего прадеда, так что прадед Гриша нет-нет да курнет на внучка дымком, как на ту самую надоедливую кусачую пчелу.
Отрошенко совершает открытие: тому, кто только явился на свет, все в этом свете должно казаться старшим по возрасту — древним, даже вечным. Будто жили до него эти дед с бабкой не одну сотню лет. Ощущение прочности бытия неожиданно внушается их старостью.
Дед — как засыпает. Бабка — ей смерть как приснилась. Умершие еще долго ворочаются в своих гробах, будто устраиваются в них как можно удобней, ругаются да норовят попрекнуть живых, что те им чем-то не угодили. Наконец, звучит, обрамляя повествование печальным, но и благоухающим венком, тема \«того света\», где все \«темно и безобразно\».
Отрошенко назвал рассказы \«Двора прадеда Гриши\» \«новеллами\», но это всего лишь печальная усмешка над печальным же, чем-то допотопным и сиротским, как граммофон, что выносит на двор из пылищи прадед Гриша и слушает, пугая гусей да индюшек страстями человеческими — музыкой, рвущейся на свет из его медной трубы. \«Музыка\» (одноименная новелла) — воплощенная мировая гармония. Умер прадед. Мальчик расковырял граммофон, желая открыть, наконец, тайну тех запретных звуков, хранителем которых был умерший старик. А тайна исчезла навеки, превратившись в горку пружинок, в хлам, в прах. Так вот и смерть разбирает человека до косточек, становится ей это можно сделать.
ть. Если нет души, то нет вам тогда и мира, замолкает он и гаснет, превращается в бесполезный прах, как старый этот граммофон. Исчезает музыка.
В чем-то \«Двор прадеда Гриши\» (не повествование, а его герой, спасающийся во дворе своего прадеда, как на Ноевом ковчеге, мальчик, ребенок, с вечной \«стариковской\» мудрой душой) воскрешает у читателя в памяти шолоховского \«Нахаленка\». Но казачки у Отрошенко не засланные от Шолохова, они от Бога засланные, и по-небесному торжественно величает он их в своих повестях \«господами казаками\».
В эпилоге ожидаемо поясняется отношение взрослого человека к своему детству и духовным открытиям. Взрослый человек разобранное пытается собрать — сделать то, что не вышло у мальчика. Это сотворение Логоса после Гармонии, и ее уж горестное неминуемое исчезновение; сотворение насущного Мира вместо бывшего и ненасущного Света.
Но зато и понятно, что этот эпилог никогда не будет до конца написан. Каждый раз чувство утраты, тоска по исчезнувшему будут заставлять взрослого человека в чем-то раскаиваться и раскаиваться до тех пор, покуда, как из скорлупы, не вылупится такой вот живой, весь из света мальчик.
Что же родилось раньше: мертвящая скорлупа Мира или несмертельный Свет? Это придется решать уж тем, кто читал или захочет прочесть эту повесть. \«Двор прадеда Гриши\» — образец русского рассказа о детстве. Про жизнь сказать после такого чтения бывает нечего, хочется только, как ребенку, слушать и слушать, становясь в ней очарованным странником.