Сентиментализм. Развитие драматургии в английской литературе

В 60-е годы XVIII в. развивается английский сентиментализм, получивший наиболее яркое выражение в творчестве О. Гольдсмита и Л. Стерна. Его первые ростки и черты наблюдались еще в 30-е и 40-е годы в поэзии Томсона, Юнга и Грея, отчасти в романах Ричардсона Сентиментализм был последним этапом английского Просвещения к одновременно проявлением его кризиса.

Само понятие «сентиментализм» (от слова sentiment «чувство») переводится словом «чувствительность», но далеко не исчерпывается им. Так, сентиментальные (т. е. чувствительные, «слезливые») драмь; XVIII в. резко осуждались сентименталистом Гольдсмитом за ту идеализацию буржуазных отношений, которая была чужда подлинному, сентиментализму. Чувствительность Стерна перемежалась такой едкой насмешкой, что меньше всего могла считаться беззлобной слезливостью. А между тем само направление сентиментализма окончательно оформилось в Англии именно в связи с выходом в свет «Сентиментального путешествия» Стерна (1768). Основным для него стал культ чувства, а не разума, отказ от рационализма.

К подобным выводам относительно буржуазного строя приходил уже Свифт. Но он нашел выход в конкретной борьбе за права народа («Письма суконщика»). Сентименталисты, веруя в прогресс, пытаются выдвинуть в качестве заслона против растущего социального зла человеческое чувство — прежде всего, чувство любви к людям и сострадания. Демократизм сентименталистов, их интерес к простому человеку и его горестной судьбе, их интерес вообще к переживаниям человека, к его сложному душевному миру,— таковы наиболее привлекательные и важные черты сентименталистов, обусловившие успех этого направления в предреволюционной Франции и увлекшие титаническую натуру Руссо.

Трудно говорить о цельности сентиментализма как системы мировоззрения и о полном единстве лагеря сентименталистов. Отрекаясь от разума и его критериев, путая с разумом вульгарный буржуазный расчет, они этим самым обнаруживали кризисность своих взглядов и открывали дорогу идеалистической философии. И в то же время ни у одного просветителя не было такого любования неожиданными поворотами собственной мысли, как у ^сентименталиста Стерна. В сентиментализме намечаются течения и группы, как бы предваряющие прогрессивных и консервативных романтиков: прогрессивное крыло, исполненное резкого критицизма буржуазной действительности и горячего сочувствия обездоленным, живущее нуждами и запросами реального мира (Стерн, Гольдсмит, Крабб, Грей и др.), и более консервативное, пессимистическое, погрузившееся в мистицизм, пытающееся уйти в мир религиозных мечтаний от запросов сегодняшнего дня (Юнг, Блэр и др.).

Философской теорией, наиболее близкой английскому сентиментализму (превратившейся в настоящую философскую основу для консервативного крыла), стал субъективный идеализм Беркли и Юма.

Епископ Беркли в своем «Трактате о принципах человеческого познания» (1710), отрицая само существование материи, доказывал, что все предметы внешнего мира являются лишь комбинациями ощущений и человек может судить лишь о собственных ощущениях, но.

к может судить лишь о собственных ощущениях, но. не об» этом внешнем мире. Так, Беркли развивает в идеалистическом направлении сенсуализм Локка, его учение об ощущениях. Ощущения, которые, согласно материалистической теории, дают верную картину объективной действительности, оказываются у Беркли чем-то самодовлеющим, ниспосланным свыше. Разумеется, при этом Беркли, служитель церкви, стремился к философскому обоснованию принципов религии.

Его преемником был Давид Юм (1711—1776), который придал защите религии несколько завуалированный характер. Но и он рассматривал действительность как совокупность идей и впечатлений, которые могут не отражать никаких объективных законов и связей. «Ум никогда не имеет перед собой никаких вещей, кроме восприятий, и он не в состоянии произвести какой-либо опыт относительно соотношения между восприятиями и предметами». Итак, перед нами тот же солипсизм,, доведенный до крайности субъективный идеализм, что у Беркли.

Белинский в своей книге «Материализм и эмпириокритицизм», бичуя махистов начала XX B.,Y подвергает в то же время уничтожающей критике все направление субъективного идеализма в самих его истоках,, в том числе учение Беркли и Юма.

Если подлинные просветители встречали «экстравагантную теорию» Беркли и Юма насмешкой (Дидро), то сентименталисты, особенно наиболее консервативные из них, превратили ее в прибежище от ужасов реальной действительности. Им казалось заманчивым считать-эту действительность несуществующей, иллюзорной. Такая концепция проявилась в сентименталистской поэзии в то время, как у Стерна влияние Юма проявляется лишь в своеобразном тяготении к фиксации мельчайших ощущений, случайных мыслей, в несколько изысканном психологизме.

Одним из создателей сентименталистского романа и поэтом-сентименталистом был Оливер Гольдсмит (1728—1774). Сын сельского священника, которого он изобразил потом в образе викария Примроза, родился и вырос в Ирландии. Окончив Дублинский университет (Трини-ти колледж), он потом долго скитался по университетам Англии, Шотландии и континента. Он слушал лекции по медицине, юриспруденции, филологическим наукам; посещал занятия в Эдинбурге, Лондоне, Лейдене (Голландия); предпринял путешествие на юг, пешком и без денег, через всю Европу. Из Голландии он прошел через Фландрию (Бельгию), Францию и Германию в Италию. По дороге он зарабатывал на хлеб самыми разнообразными способами: играл на флейте и играл на сцене в качестве бродячего комедианта; участвовал в ученых диспутах. Разнообразные знания, приобретенные в университетах, и живой ум обеспечивали ему успех на этих диспутах. Во всяком случае его кормили, а иногда и выдавали денежные премии.

Возвратившись в Англию в 1756 г., Гольдсмит переменил еще ряд профессий, в том числе работал корректором в типографии Ричардсона и лечил, бедняков в предместьях Лондона. Затем он с-тал профессиональным литератором, пользовался поддержкой известного критика Сэмюэля Джонсона, но по-прежнему жил в нужде.

В «Гражданине мира» вымышленный Гольдсмитом китайский философ Лиен Чи в письмах на родину, своему другу, иронизирует над английской «свободой», осмеивает надменную английскую знать, подчеркивает, что войны и политические договоры диктуются торговыми интересами богачей.

нный Гольдсмитом китайский философ Лиен Чи в письмах на родину, своему другу, иронизирует над английской «свободой», осмеивает надменную английскую знать, подчеркивает, что войны и политические договоры диктуются торговыми интересами богачей.

В романе с подкупающей правдивостью рассказана печальная история бедного сельского священника Примроза — история преследований и издевательств, каким подвергся он и его семья со стороны молодого и богатого помещика Торнхилла. Торнхилл пытается обесчестить красавиц-дочерей пастора, опутывает старика сетью долговых обязательств, разоряет его и бросает в долговую тюрьму. Вся семья оказывается на краю гибели. Перед нами правдивая картина английской действительности, произвола сельской знати. Но в самый трагический момент в события вмешивается человек, которого Гольдсмит делает своим идеалом: Торнхилл. старший, дядюшка молодого негодяя, несколько месяцев проживший в тех же местах инкогнито под именем мистера Берчелла и достаточно насмотревшийся на «подвиги» своего племянника. Этот благородный, добрый и мудрый человек, презирающий роскошь и стремящийся помочь людям, совершенно не характерен для английских помещиков. Играя роль Немезиды, он сурово наказывает своего племянника, освобождает из тюрьмы старого священника и его сына Джорджа и женится на дочери священника Софье, которую давно любит.

Все эти моменты счастливых случайностей, совпадений, как и образ доброго богача, еще не отрывают роман Гольдсмита от традиций просветительского романа: и у Фильдинга мы видели доброго, благородного мистера Олверти, и в его романах бедняки и скитальцы оказывались сыновьями богатых и знатных лиц, обретали тихую пристань и состояние.

Связь «Векфильдского священника» с романами Фильдинга и Ричардсона не подлежит сомнению. Его роман становится новой вехой на пути просветительского романа и одним из блестящих его образцов. Но в то же время это роман сентименталистский: в нем постоянно проглядывает недоверие к разуму, мысль о том, что человеку не дано разобраться в окружающих явлениях и событиях и избрать правильный и разумный путь. Все попытки героев изменить свое положение, все их суждения о людях ошибочны, надежды иллюзорны. Только отказавшись от борьбы и надежд, пассивно положившись на волю провидения, герои Гольдсмита неожиданно находят выход и спасение.

Молитва и чувствительность добрых сердец оказываются единственной панацеей от всех бед, с точки зрения Гольдсмита. Его положительным идеалом остается идиллическая патриархальная жизнь на лоне природы, труд земледельца, равнодушие к соблазнам большого города, простота нравов. Это, в сущности, руссоистский идеал, хотя1 в «Письмах китайца» Гольдсмит пытался занять в вопросе о цивилизации некую среднюю позицию между энциклопедистами и Руссо.

Повествование, ведущееся от лица самого викария Примроза, оживлено теплым и добрым юмором. Всех своих положительных героев Гольдсмит наделяет комическими черточками. Очень тонко показаны слабости и причуды Примроза — его склонность к нравоучениям, которые он готов читать даже на свадебном пиру, его крайняя непрактичность.

ть к нравоучениям, которые он готов читать даже на свадебном пиру, его крайняя непрактичность. Считая себя строгим главой семьи и/ постоянно упоминая кротость и покорность своей спутницы жизни, он на самом деле находится у нее под башмаком, не умеет бороться с ее прихотями и расчетами и не внушает ни малейшего страха своим детям. У него есть свой конек, как у большинства чудаков — героев английского романа: вопрос о единобрачии священников. Споры, которые велись в то время о возможности второго брака для англиканских священников, вызывают у него бурное негодование. Защищая принцип единобрачия, он даже сочиняет эпитафию для своей жены при ее жизни, заявляя в этой эпитафии о своем решении не жениться вторично, и, красиво переписав ее, вешает над камином.Достойный отпрыск пастора, его младший сын Мозес, гордится своей богословской начитанностью и мнимой практичностью. Отправившись в трудное для семьи время продавать лошадь, он выменивает ее на 12 дюжин никому не нужных зеленых очков.

«Покинутая деревня» стала первой серьезной вехой английской социальной поэзии. В дальнейшем подобные тенденции и черты проявятся в творчестве У. Купера и Дж. Крабба.