Сюжетно-композиционное своеобразие одного из произведений русской литературы XX века

… Я была тогда с моим народом…
А. Ахматова

Моим любимым поэтом XX века является Анна Андреевна Ахматова.
Удивительные поэтические строки, написанные ее рукой, вошли в мою жизнь с раннего детства. Именно ее стихи о сером коте по кличке “Мурка” я выучила наизусть, когда мне исполнилось три года. Шло время, я повзрослела и выучила наизусть стихи цикла “В Царском Селе”, представляя вместе с Ахматовой “озерные берега”, у которых грустил “смуглый отрок”, впитала в себя удивительные строки о любви. Много позже, в девятом классе, я прочитала “Реквием” и была потрясена: такой Ахматовой я еще не знала.
“Реквием”, на мой взгляд, является вершинным произведением не только всего творчества поэта (не решаюсь назвать Ахматову поэтессой, ведь она так не любила этого слова), но и всей гражданской поэзии XX века.
“Реквием” для меня — пример сюжетно-компо-зиционной целостности и гармоничности, поэтому я попытаюсь проанализировать произведение с этой точки зрения, проследив, как раскрывается основной конфликт поэмы — противостояние народа и тоталитарной власти.
Этот конфликт обозначен уже в эпиграфе, где Ахматова с гордостью заявила о своей принадлежности к народу, живущему в атмосфере тоталитаризма:

… Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

А далее следует прозаическое “Вместо Предисловия”, повествующее о жизненной основе “Реквиема”. Казалось бы, чистая информация, но как точно здесь передано время “ежовщины”! Ахматову не узнали, а “опознали” в той страшной тюремной очереди, где все “говорили шепотом”, а губы у женщины, попросившей ее написать обо всем, голубые от голода и страдания.
Это помогает нам понять, почему Ахматова, которая никогда не откликалась на требования власти или лукавых друзей (вспомним знаменитое “Мне голос был...”), согласилась написать по этому страшному и святому заказу.
Следующие далее “Посвящение” и “Вступление” расширяют трагедию народа во времена сталинской тирании до огромных масштабов. Создается страшный образ страны-тюрьмы: “крепки тюремные затворы”, за которыми “каторжные норы и смертельная тоска”.
Даже описывая горе, перед которым “гнутся горы”, Ахматова остается верной своей любви к Пушкину: слова “каторжные норы” взяты из его знаменитого послания декабристам. Как и “смуглый отрок”, Анна Андреевна отвергала любое насилие над личностью, любую тиранию.
Здесь же возникает и образ города. Ленинград Ахматовой лишен пушкинского блеска. Я думаю, что он даже страшнее Петербурга Достоевского. Перед нами ахматовский город-призрак, “привесок” к огромной тюрьме:

Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад,
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.

И только после этого эпического вступления начинает звучать личная тема — плач по сыну, находящемуся в тюрьме только за то, что он был ребенком двух великих поэтов.
Уже в первом стихотворении “Уводили тебя на рассвете...” этой теме придано широкое звучание. Лирическая героиня сравнивает себя со “стрелецкими женами”, воющими “под кремлевскими башнями”. Смысл этого сравнения понятен: пролитую кровь нельзя оправдать ничем.
Во втором стихотворении “Тихо льется тихий Дон...” вдруг возникает мотив колыбельной как напоминание о том, что речь идет о материнской любви и материнском горе.
Третье, четвертое, пятое и шестое стихотворения носят личный характер. Здесь есть точные временные детали (“семнадцать месяцев кричу”), ласковые обращения к сыну (“как тебя, сынок, в тюрьме ночи белые глядели”), характеристика лирической героини поэмы (“царскосельской веселой грешницы”). Но за матерью и сыном встают тысячи таких же жертв сталинской тирании, поэтому мать-поэт стоит в очереди под Крестами “трехсотая”.
Седьмое стихотворение “Приговор” публиковалось и раньше, но расценивалось по-иному, как описание любовного расставания. Только в поэме оно получило свой истинный смысл. Для того, чтобы выжить, мать должна стать каменной, научиться не чувствовать боли:

Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

Но вынести все это трудно, поэтому восьмое стихотворение названо “К смерти”. Лирическая героиня ожидает свою смерть, как когда-то ждала Музу:

Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.

Но смерть не приходит, поэтому надо ее поторопить. В девятом стихотворении явственно звучит мотив предчувствия самоубийства:

Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином,
И манит в черную долину.

И лишь в десятом стихотворении “Распятие” трагедия тысяч матерей вырастает до вселенских масштабов. Звучит тема христианского очищения:

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

Эпилог поэмы состоит из двух частей. В первой части вновь возникает образ тюремной очереди, но уже обобщенный, наполненный образами-символами:
Сюжетно-композиционное своеобразие литературы XIX века “опадающие лица”, “серебряные локоны”. Восприятие художника здесь преобладает над восприятием жертвы.
Вторая часть развивает темы русской классической поэзии, появляется образ поэта-пророка, чьим ртом “кричит стомильонный народ”. Здесь же Ахматова развивает тему Памятника, который у нее не похож ни на державинский, ни на пушкинский, так как он материален, зрим. Памятник Ахматовой должен стоять у той страшной тюремной стены, где “выла старуха, как раненый зверь”.
Так композиция поэмы помогает яснее выразить то, что хотела заявить Ахматова: свое право говорить о народном горе.
В своей жизни Анна Ахматова знала славу и забвение, любовь и предательство, но она всегда стойко переносила все душевные и физические страдания, ибо верила в свой дар:

А Муза и глохла, и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В тумане восстать голубом.

В наше непоэтическое, меркантильное время совсем не лишним кажется общение с той, в ком никогда не гасла любовь к жизни, вера в свой народ, душевная стойкость и непреклонная воля. Возьмите в руки томик Анны Андреевны Ахматовой!