Художественный образ священномученика в “Житие протопопа Аввакума” и особенности его интерпретации в литературе

Впервые самый яркий и художественно достоверный образ старообрядца появляется в русской литературе после Раскола – это “Житие протопопа Аввакума” (1672-1676), соединившее в себе автобиографию главного героя и все каноны житийного жанра. Аввакум и его приверженцы убежденно считали Москву третьим, подлинно православный Римом. Они глубоко верили в то, что Русь сумела сохранить свою независимость только благодаря святоотеческой вере, и не соглашались искать образец в греческой земле, поскольку Византийская империя не смогла устоять против натиска внешних врагов. Лучшие из числа “ревнителей благочестия” опасались вторжения на Русь латинской ереси. Реформа Никона и царя Алексея Михайловича воспринималась ими как оскорбление чувства национального достоинства, как покушение на чистоту веры и культуры, национальную самобытность. Аввакум, которому с детства было присуще внушенное матерью глубокое религиозное чувство, выступал за выборность и широкую, многообъемлющую соборность, против обогащения церковной верхушки и патриаршего единовластия. Перу Аввакума принадлежит свыше 80 сочинений, причем подавляющая их часть приходится на два последние десятилетия его жизни, преимущественно на годы пустозерской ссылки. Его произведения – страстный отклик на текущие события: проповедь, беседа, поучение, обличение.

“Житие…” своей устремленностью к высшим, духовным ценностям и смыслам жизни напоминает жития святых, и, в то же время, это сложное, развернутое повествование с широким социальным фоном, большим количеством действующих лиц, с главным героем в центре. Оно было задумано как произведение полемическое и поучительное и создано в форме исповеди духовному старцу – иноку Епифанию. Аввакум широко использует библейские цитаты, образы, парафразы, предстает со страниц своей книги прекрасным знатоком Библии, но помимо Священного писания он оказывается не менее глубоким знатоком и Священного предания: свою жизнь он постоянно уподобляет апостольским деяниям, а в языке и стиле произведения возникает взаимодействие библейской и народно-бытовой образности.

Повествование от первого лица дало возможность Аввакуму создать одновременно религиозно-дидактическое произведение и психологический автопортрет. Герой предстает в самые контрастные моменты его жизни: среди толпы и в кругу семьи, с единомышленниками и врагами, в царском дворце в Москве и среди байкальских рыбаков, проповедующим в церкви и тянущим сани по льду Иргень-озера. Аввакум предстает перед читателями как чадолюбивый отец и заботливый супруг: семья занимает большое место в его сердце. Его жена, Анастасия Марковна, изображена как стойкая в Христовой вере и преданная мужу подруга жизни, разделившая с протопопом все нечеловеческие испытания, выпавшие на его долю. Во время пятинедельного перемещения по голому льду вслед за нартами с детьми и рухлядью она произносит слова, ставшие впоследствии хрестоматийными и выразившие всё величие души русской женщины: “Я пришол, – на меня, бедная, пеняет, говоря: “долго ли муки сея, протопоп, будет?” И я говорю: “Марковна, до самыя до смерти!” Она же вздохня, отвещала: “добро, Петрович, ино еще побредем”{1, с.

я, бедная, пеняет, говоря: “долго ли муки сея, протопоп, будет?” И я говорю: “Марковна, до самыя до смерти!” Она же вздохня, отвещала: “добро, Петрович, ино еще побредем”{1, с.78}. В канун драматического разлучения Аввакума с семьей она стойко призывает мужа проповедывать слово Божие: “а егда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай; силен Христос и нас не покинет! Поди, поди в церковь, Петрович, – обличай блудню еретическую!” {1, с.87}. Исповедь Аввакума построена на антитезе испытаний и мучений, перенесённых героем, – многочисленные побои и оскорбления, опасное плавание на ветхом суденышке по Тунгуске, замерзание во льдах во время рыбной ловли, пребывание в пустозерской земляной тюрьме – и непреклонной вере в то, что Христос помогал ему во все тяжелейшие моменты жизни и что само его житие должно будет послужить потомкам живым примером осознанной преданности делу Господа. Конфликт книги – духовно-нравственное противостояние старообрядцев и их противников, обрекших сторонников древнего благочестия на самые страшные пытки и смерти: “Чюдо, как то в познание не хотят приити: огнем да кнутом, да виселицею хотят веру утверждать!” {1, с.108}.

В истории русской литературы “Житие” занимает особое место. Будучи традиционалистом в области церковной жизни, Аввакум как писатель выступил совершенным новатором. Стиль и поэтика его “Жития” резко выделяются на фоне стиля и литературных принципов, до той поры господствовавших в русской литературе. Новаторство автора воплотилось в ярко выраженной ориентации на просторечие, он подчеркивал, что пишет как “простец” сознательно (“занеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обыкл речи красить”). Но еще большим новаторством было то, что он решился написать свое собственное “Житие” и создал блестящее произведение автобиографического жанра, до той поры существовавшего в русской литературе только в зачаточном виде Эти особенности приближают творчество Аввакума к литературе нового времени, ценящей индивидуальность формы и содержания литературного произведения.

Помимо “Жития”, Аввакум является автором “Книги бесед” и “Книги толкований”, нескольких челобитных царю Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу, писем и посланий семье, царевне Ирине Михайловне, боярыне Морозовой и ее соузницам – Евдокии Урусовой и Марии Даниловой, иноку Сергию, игумену Феоктисту, Маремьяне Федоровне и другим “верным”, “горемыкам миленьким”, как он называл своих единомышленников, и т.д. (всего около 80 произведений, некоторые из них до нас не дошли). Все эти сочинения, как и “Житие”, отличает высокое напряжение проповеднической мысли, отеческая опека по отношению к своим духовным детям, неустанное стремление переубедить сторонников церковной реформы, все тот же неповторимый литературный стиль. Недаром выдающиеся писатели нового времени, от Ф.М.Достоевского и Н.С.Лескова до Д.Н.Мамина-Сибиряка и М.Горького, так ценили его писания и чувствовали свою с ним общность как литераторы. Явление старообрядчества Ф.

ообрядчества Ф.М.Достоевский считал глубоко знаменательным ля русской национальной жизни. В статье “Два лагеря русских теоретиков” (1862) он упрекал славянофилов, которые “не могут с сочувствием отнестись” к последователям Аввакума. Упорство старообрядцев в отстаивании своих убеждений Достоевский оценивал как “залог надежд на лучшее будущее”.

Образ Аввакума постоянно упоминается на страницах русской литературы ХIХ-ХХ веков, но при этом интерпретируется по-разному, в зависимости от глубины осмысления писателями спасительной для судеб России роли православия. Протодьякон Олимпий, главный герой рассказа А.И.Куприна “Анафема”, в первую неделю Великого поста, во время воскресного чина православия должен был предавать анафеме и посылать “проклятие Ивашке Мазепе, Сеньке Разину, еретикам: Арию, иконоборцам, протопопу Аввакуму, и так далее и так далее”{3, с.306}. В то же время, как это следует из текста рассказа, сам протодьякон далек от православной веры: его душу повествователь называет “стихийной”, по воскресным дням, невзирая на посты он выпивает перед службой по стакану водки, и по ходу развития действия, находясь под впечатлением от прочитанной ночью повести Л.Толстого “Казаки” и пребывая в размягченном состоянии от выпитой водки, он отказывается анафемствовать “богохульника и отступника от веры христовой … болярина Льва Толстого”. Олимпий в своих мыслях следует антиправославной толстовской логике, повторяя слова казака Ерошки: “Все бог сделал на радость человеку. Ни в чем греха нет. Хоть с зверя пример возьми. Он и в татарском камыше живет и в нашем живет. Куда придет, там и дом. Что бог дал, то и лопает” {3, с.307}. При этом толстовский и купринский герои, сами того не зная, повторяют рассуждения Фидиппида из комедии древнегреческого питателя Аристофана “Облака”: “Взгляни на петухов и тварей, им подобных// Ведь бьют они родителей своих// а чем же мы от них отличны?”. Аристофан едко высмеивает логику Сократа и Фидиппида, согласно которой человек ничем не отличается от животных, а в купринском рассказе протодьякон Олимпий принимает решение расстаться с церковью, что находит прямое одобрение в позиции повествователя. Современное прочтение рассказа заключается в том, что утратившая истинные критерии веры новообрядческая церковь проклинает в одном ряду с Арием священномученика Аввакума и перестает воздействовать не только на прихожан, но и на собственных служителей.

Роман Н.Островского “Как закалялась сталь” многие литературоведы справедливо назвали “красным житием”. Его создание было напрямую связано с борьбой православной и атеистической тенденций в истории отечественной литературы, но революционно ориентированный автор романа не мог подняться до осмысления того факта, что священник отец Василий, жестоко третирующий Павку Корчагина, и другие подобные ему служители новообрядческой церкви являли собой печальные последствия Раскола – секуляризацию веры, полнейший упадок духовности и нравственности.

Примечательно, что русская литература и культура ХХ века продолжила обращение к проблеме старообрядчества и лучшим его представителям в отечественной истории.

литература и культура ХХ века продолжила обращение к проблеме старообрядчества и лучшим его представителям в отечественной истории. Академик Д.С.Лихачев высказал мысль, что ”…самым замечательным и самым известным русским писателем ХYII века был Аввакум, главный идеолог русского старообрядчества”. Образы протопопа Аввакума, священника Ивана Неронова, боярыни Морозовой, княгини Урусовой, епископа Павла Коломенского приобрели позитивную трактовку в серии романов Вл.Личутина “Раскол” и, по-прежнему, привлекают внимание современных писателей героизмом и стойкостью своих характеров, бескомпромиссностью в отстаивании святоотеческой веры.

В наше время сочинения Аввакума (прежде всего “Житие”) переведены на многие языки мира. В самые последние годы “Житие” протопопа Аввакума и его избранные сочинения переиздает ряд областных российских издательств.