Русские сочинения
-
Батюшков К.Н.
-
Разное
-
В. А. ЖУКОВСКИЙ И К. Н. БАТЮШКОВ - ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОЭТЫ-РОМАНТИКИ.
В. А. ЖУКОВСКИЙ И К. Н. БАТЮШКОВ - ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОЭТЫ-РОМАНТИКИ.
В. А. ЖУКОВСКИЙ И К. Н.БАТЮШКОВ — ПЕРВЫЕ РУССКИЕ ПОЭТЫ-РОМАНТИКИ.
Русский романтизм принято делить нанесколько периодов: начальный (1801-1815),зрелый (1815-1825) и период последекабристскогоразвития. Однако по отношению к начальномупериоду условность этой схемы бросается вглаза. Ибо заря русского романтизма связанас именами Жуковского и Батюшкова, поэтов,чье творчество и мироощущение трудноставить рядом и сравнивать в рамках одногопериода, настолько различны их цели,устремления, темпераменты. В стихах обоихпоэтов еще ощущается властное влияниепрошлого — эпохи сентиментализма, но еслиЖуковский еще глубоко укоренен в ней, тоБатюшков гораздо ближе к новым веяниям.Белинский справедливо отмечал, что длятворчества Жуковского характерны “жалобына несвершенные надежды, которым не былоимени, грусть по утраченном счастии,которое Бог знает в чем состояло”.Действительно, в лице Жуковского романтизмделал еще свои первые робкие шаги, отдаваядань сентиментальной и меланхолическойтоске, смутным, едва уловимым сердечнымтомлениям, одним словом, тому сложномукомплексу чувств, который в русской критикеполучил название “романтизм средних веков”. Совсем иная атмосфера царит в поэзииБатюшкова: радость бытия, откровеннаячувственность, гимн наслаждению. Пластичностьи изящная определенность формы сближаетего с классической литературой античности.
Жуковского по праву считают яркимпредставителем русского эстетическогогуманизма. Чуждый сильным страстям,благодушный и кроткий Жуковский находилсяпод заметным влиянием идей Руссо и немецкихромантиков. Вслед за ними он придавалбольшое значение эстетической стороне врелигии, морали, общественных отношениях.Искусство приобретало у Жуковского религиозныйсмысл, он стремился увидеть в искусстве “откровение”высших истин, оно было для него “священным”.Для немецких романтиков характерноотождествление поэзии и религии. То жесамое мы находим и у Жуковского, которыйписал: “Поэзия есть Бог в святых мечтахземли”. В немецком романтизме ему особенноблизким было тяготение ко всемузапредельному, к “ночной стороне души”, к“невыразимому” в природе и человеке.Природа в поэзии Жуковского окруженатайной, его пейзажи призрачны и почти нереальны,словно отражения в воде:
Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
Как тихо веянье зефира по водам
И гибкой ивы трепетанье!
Чувствительная, нежная и мечтательная душаЖуковского как будто сладко замирает напороге “оного таинственного света”. Поэт,по меткому выражению Белинского, “любит иголубит свое страдание”, однако страданиеэто не уязвляет его сердце жестокимиранами, ибо даже в тоске и печали еговнутренняя жизнь тиха и безмятежна. Поэтому,когда в послании к Батюшкову, “сыну неги ивеселья”, он называет поэта-эпикурейца “роднымпо Музе”, то трудно поверить в это родство.Скорее мы поверим добродетельномуЖуковскому, который дружески советуетпевцу земных наслаждений: “Отвергнисладострастья погибельны мечты!”
Батюшков — фигура во всем противоположнаяЖуковскому. Это был человек сильныхстрастей, а его творческая жизнь оборваласьна 35 лет раньше его физическогосуществования: совсем молодым человекомон погрузился в пучину безумия. Он с одинаковойсилой и страстью отдавался как радостям,так и печалям: в жизни, как и в еепоэтическом осмыслении, ему — в отличие отЖуковского — была чужда “золотая середина”.Хотя его поэзии также свойственнывосхваления чистой дружбы, отрады “смиренногоуголка”, но его идиллия отнюдь не скромна ине тиха, ибо Батюшков не мыслит ее безтомной неги страстных наслаждений иопьянения жизнью. Временами поэт такувлечен чувственными радостями, что готовбезоглядно отринуть гнетущую мудростьнауки:
Ужели в истинах печальных
Угрюмых стоиков и скучных мудрецов,
Сидящих в платьях погребальных
Между обломков и гробов,
Найдем мы жизни нашей сладость?
От них, я вижу, радость
Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них нет прелести и в прелестях природы,
Им девы не поют, сплетаясь в хороводы;
Для них, как для слепцов,
Весна без радости и лето без цветов.
Подлинный трагизм редко звучит в его стихах.Лишь в конце его творческой жизни, когда онстал обнаруживать признаки душевногонедуга, под диктовку было записано одно изего последних стихотворений, в которомотчетливо звучат мотивы тщеты земногобытия:
Ты помнишь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родился человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
Русский романтизм принято делить нанесколько периодов: начальный (1801-1815),зрелый (1815-1825) и период последекабристскогоразвития. Однако по отношению к начальномупериоду условность этой схемы бросается вглаза. Ибо заря русского романтизма связанас именами Жуковского и Батюшкова, поэтов,чье творчество и мироощущение трудноставить рядом и сравнивать в рамках одногопериода, настолько различны их цели,устремления, темпераменты. В стихах обоихпоэтов еще ощущается властное влияниепрошлого — эпохи сентиментализма, но еслиЖуковский еще глубоко укоренен в ней, тоБатюшков гораздо ближе к новым веяниям.Белинский справедливо отмечал, что длятворчества Жуковского характерны “жалобына несвершенные надежды, которым не былоимени, грусть по утраченном счастии,которое Бог знает в чем состояло”.Действительно, в лице Жуковского романтизмделал еще свои первые робкие шаги, отдаваядань сентиментальной и меланхолическойтоске, смутным, едва уловимым сердечнымтомлениям, одним словом, тому сложномукомплексу чувств, который в русской критикеполучил название “романтизм средних веков”. Совсем иная атмосфера царит в поэзииБатюшкова: радость бытия, откровеннаячувственность, гимн наслаждению. Пластичностьи изящная определенность формы сближаетего с классической литературой античности.
Жуковского по праву считают яркимпредставителем русского эстетическогогуманизма. Чуждый сильным страстям,благодушный и кроткий Жуковский находилсяпод заметным влиянием идей Руссо и немецкихромантиков. Вслед за ними он придавалбольшое значение эстетической стороне врелигии, морали, общественных отношениях.Искусство приобретало у Жуковского религиозныйсмысл, он стремился увидеть в искусстве “откровение”высших истин, оно было для него “священным”.Для немецких романтиков характерноотождествление поэзии и религии. То жесамое мы находим и у Жуковского, которыйписал: “Поэзия есть Бог в святых мечтахземли”. В немецком романтизме ему особенноблизким было тяготение ко всемузапредельному, к “ночной стороне души”, к“невыразимому” в природе и человеке.Природа в поэзии Жуковского окруженатайной, его пейзажи призрачны и почти нереальны,словно отражения в воде:
Как слит с прохладою растений фимиам!
Как сладко в тишине у брега струй плесканье!
Как тихо веянье зефира по водам
И гибкой ивы трепетанье!
Чувствительная, нежная и мечтательная душаЖуковского как будто сладко замирает напороге “оного таинственного света”. Поэт,по меткому выражению Белинского, “любит иголубит свое страдание”, однако страданиеэто не уязвляет его сердце жестокимиранами, ибо даже в тоске и печали еговнутренняя жизнь тиха и безмятежна. Поэтому,когда в послании к Батюшкову, “сыну неги ивеселья”, он называет поэта-эпикурейца “роднымпо Музе”, то трудно поверить в это родство.Скорее мы поверим добродетельномуЖуковскому, который дружески советуетпевцу земных наслаждений: “Отвергнисладострастья погибельны мечты!”
Батюшков — фигура во всем противоположнаяЖуковскому. Это был человек сильныхстрастей, а его творческая жизнь оборваласьна 35 лет раньше его физическогосуществования: совсем молодым человекомон погрузился в пучину безумия. Он с одинаковойсилой и страстью отдавался как радостям,так и печалям: в жизни, как и в еепоэтическом осмыслении, ему — в отличие отЖуковского — была чужда “золотая середина”.Хотя его поэзии также свойственнывосхваления чистой дружбы, отрады “смиренногоуголка”, но его идиллия отнюдь не скромна ине тиха, ибо Батюшков не мыслит ее безтомной неги страстных наслаждений иопьянения жизнью. Временами поэт такувлечен чувственными радостями, что готовбезоглядно отринуть гнетущую мудростьнауки:
Ужели в истинах печальных
Угрюмых стоиков и скучных мудрецов,
Сидящих в платьях погребальных
Между обломков и гробов,
Найдем мы жизни нашей сладость?
От них, я вижу, радость
Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них нет прелести и в прелестях природы,
Им девы не поют, сплетаясь в хороводы;
Для них, как для слепцов,
Весна без радости и лето без цветов.
Подлинный трагизм редко звучит в его стихах.Лишь в конце его творческой жизни, когда онстал обнаруживать признаки душевногонедуга, под диктовку было записано одно изего последних стихотворений, в которомотчетливо звучат мотивы тщеты земногобытия:
Ты помнишь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родился человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.