Символы в рассказе «Господин из Сан-Франциско»

Скорбные, мудрые, жестковатые картины Бунина. Совсем иной, исступленный, пугающий красками мир Андреева. И все-таки все это было, появилось в одну эпоху, с одинаково властным притяжением к ее потрясениям и конфликтам. Не мудрено, что глубинные контакты существовали. Везде встречается печать — воспользуемся определением Куприна — «запутанного угнетенного сознания».

Трезвый, взыскующий взгляд Бунина не только на родине (повесть «Деревня»), во всем мире нашел знаки не просто распада, а неминуемой катастрофы. Таким широчайшим обобщением поражает — более спокойное определение просто не передаст силу впечатлений — рассказ «Господин из Сан-Франциско».

Уже в первой фразе сосредоточено очень многое: потребительская философия Господина и других богатых властителей, суть антигуманной буржуазной цивилизации, образ прекрасной, но подавленной природы. Неторопливое по тону повествование вызвано будто обилием бытовых сведений. Их связи, окраска вводят нас, однако, в авторское раздумье об общем порядке вещей. Как же совмещаются конкретные наблюдения с истолкованием их сущности? Доведено до совершенства мастерство символизации деталей и мотивов. Название корабля, на котором путешествует Господин,— «Атлантида» — сразу дает представление о приближающейся гибели. Точные зарисовки блестящих салонов, прислуги, грязных кочегаров «адской топки» — о социальной иерархии общества. Механически курсирующий корабль, везущий Господина для развлечений в Европу и доставляющий его мертвое тело обратно в Америку, являет предельную бессмыслицу человеческого бытия.

Вот главный вывод — неотвратимость и непонимание путешественниками подстерегающего их возмездия. Увлеченность Господина сиюминутными удовольствиями на пути к небытию доносит полную душевную слепоту этого «Нового человека со старым». Да и все развлекающиеся пассажиры «Атлантиды» ничего дурного даже не подозревают: «Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира». В конце повествования угрожающий мрак сгущается до беспросветности. Но «опять среди бешеной вьюги, проносившейся над гудевшим, как погребальная месса, и ходившим траурными от серебряной пены горами океаном», гремела бальная музыка. Неведению и самовлюбленной уверенности, по выражению Бунина, у «бессмысленной власти», бессознательности у обездоленных людей — нет предела. «Космическую» ступень духовного распада запечатлел писатель, сделав огромного, подобного скалам Гибралтара, Дьявола наблюдателем за уходящим в ночь и вьюгу кораблем.

Эмоции Бунина были мучительны. Жадные поиски просветляющего начала — бесконечны. Но по-прежнему они венчались проникновением в естественные, природные ценности жизни. Таков в «Господине из Сан-Франциско» образ абруццских крестьян, слитый с красотой гор и неба.