Характеристика Сотникова в одноименной повести Василя Быкова

Сотникову есть кого защищать, ему есть за что умирать. И единственную предоставленную ему возможность свободы в роковой, безвыходной ситуации — самому сделать свой последний выбор — Сотников использовал сполна: он предпочел по совести «уйти из этого мира», чем оставаться в нем ценой отказа от совести, он предпочел умереть человеком, чем выжить сволочью. В повести есть такое размышление Сотникова: «Рыбак был неплохим партизаном, наверно, считался опытным старшиной в армии, но как человек и гражданин безусловно недобрал чего-то. Впрочем, откуда было и добрать этому Рыбаку, который после своих пяти классов вряд ли прочитал хотя бы десяток хороших книг». Книга здесь — это знак, если угодно, символ. Причем символ принципиальный: уж на что строга и экономна проза Быкова, уж на что сурова создаваемая им картина войны, а вот образ книги — один из самых устойчивых в его художественном мире.

Уже в первой военной повести Быкова, в «Журавлином крике», самой примечательной деталью облика красноармейца Бориса Фишера, в мирное время искусствоведа, стала старая книжка «Жизнь Бенвенуто Челлини», которую он держал в сумке рядом с куском черствого хлеба и несколькими обоймами патронов. В «Обелиске» звучит монолог князя Андрея, который больной Алесь Иванович Мороз читает своим ученикам. А лейтенант Ивановский из повести «Дожить до рассвета» жалеет, что в детстве не успел начитаться хороших книжек, «и лучше Гайдара ему в своей жизни ничего читать/не пришлось». А в «Его батальоне» капитан Иванов, в землянке, считай, на самом «передке», упивается стихами из сборничка Есенина… Причем у Быкова книга — не привилегия кандидатов искусствоведения или школьных учителей. При свете коптилки читает Библию Петр Качан, и на реплику Рыбака («Первый раз вижу библию») старик не без упрека проворчал: «И напрасно. Не мешало бы почитать». А простой дядька из Будиловичей, скромно аттестующий себя — «я человек темный», вполне уразумел мысль о необходимости нравственных норм из книги Достоевского, которую читал вслух в больнице Миклашевич, ученик Алеся Ивановича Мороза.

У Быкова образ книги всегда выступает лапидарным и емким символом духовной культуры, причем культуры осознанной. Этот образ — символ сокрытой в человеке внутренней силы, той силы, на которую он опирается в своем сопротивлении бездушной воле судьбы. Вот в какой ряд вписываются «десяток хороших книг», не прочитанных Рыбаком, и огромный дедовский сундук с книгами, которые были еще в детстве прочитаны Сотниковым под умным руководством отца, героического комэска и скромного часовщика. В этом же ряду нелюбовь Рыбака к «книжной науке», его пять классов и учительский институт Сотникова. У Быкова все подробности значащи.

Эти «знаки» ведут к самым глубоким истокам того, что потом, в испытаниях судьбою, приводит человека к величию подвига или к низости падения. В повестях Быкова размежевание и противоборство центральных персонажей эпически оценивается тем, что Пушкин называл «мнением народным».

ва размежевание и противоборство центральных персонажей эпически оценивается тем, что Пушкин называл «мнением народным». В «Сотникове» носителями этого мнения выступают старый Петр, мать троих детей Демчиха, еврейская девочка Бася (за этими образами мерцает библейская символика — Старец, Мать и Дитя). И они, следуя простым законам нравственности — чувству достоинства, порядочности, благодарности, идут на смерть вместе с Сотниковым. Так проявляется органическая связь между зрелым миропониманием интеллигентного человека и изначальными нормами человечности, сложившимися в простом народе за многие века трудной его жизни на земле.