Попрыгунья - характеристика литературного героя
ПОПРЫГУНЬЯ — героиня рассказа А.П.Чехова «Попрыгунья» (1892), Ольга Ивановна Дымова, жена Осипа Дымова. Реальные прототипы: С.П.Кувшинникова, хозяйка известного в Москве литературно-артистического салона, художник Рябовский — И.Левитан.
Литературные прототипы обнаружить сложнее — так конкретна и в то же время неуловимо-узнаваема героиня. Исследователи, как правило, сравнивают ее с другой чеховской героиней — Душечкой, отмечая сходство имен и разность природы. Портрет П. — почти шарж, почти пародия. Но за этим «почти», как и в «Душечке», — драма. В образе П. писатель продолжает художественное исследование особого, достаточно пестро и разнообразно им представленного женского типа, на одном полюсе которого созданные в откровенно пародийном духе «дамочки»: Наталья Михайловна из рассказа «Длинный язык», которая сама на себя «донесла», развлекая мужа рассказами о крымском отдыхе («Даже во время… в самых патетических местах я ему говорила: «А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!»), или болтливая жена Шипучина из водевиля «Юбилей». На другом полюсе — череда порочно-влекущих, неотвратимо-притягательных, пронзительно-женственных героинь: Ариадна («Ариадна»), Нюта («Володя»), Ольга Ивановна («Доктор»), Сусанна («Тина»). В этих образах просматривается принципиальная для творчества Чехова тема женской «инакости», непонятной и враждебной мужской и мужественной природе, вызывающей подчас почти физическое отвращение, признаки которого обнаруживаются уже в раннем юмористическом рассказе «Мои жены: Письмо в редакцию Рауля Синяя борода». Этот женский тип трудноопределим, но среди его непременных свойств — неуловимая под-ловатость, легкая, без особой необходимости лживость, хищная способность намертво привязывать к себе сложным чувством, сочетающим любовь и ненависть. Такая героиня никогда никого не любит. П. близка этой «породе». По словам Л.Н.Толстого, и после смерти мужа, которого так горько оплакивает в финале со словами: «Прозевала!», она будет вести себя так же. Но П. — существо глубоко несчастное. При явной поверхностности, эгоистичности, она лишена корыстолюбия, в ней нет мелкой расчетливости. П. — насколько умеет — искренне любит мужа, врача Дымова. Но в ее системе ценностей такой человек — добрый, добросовестный, честный, занимающийся скучным, обыденным трудом, — безнадежно проигрывает в ярком мире артистов и писателей. П., сама не лишенная художественных способностей, влюблена в атмосферу этого мира, она не только дружит с его выходцами, но и немного музицирует, пишет красками, играет на сцене. В грустные минуты она горюет о недостатке подлинности своей натуры. Вернувшись после «падения» (путешествия по Волге с Рябовским), она переживает одну из таких минут, испытывая стыд и боль. И после смерти мужа, заразившегося от больного дифтеритом, она плачет не потому, что «не на того поставила», не потому, что «прозрела», а потому, что с новой, обостренной болью ощущает свою никчемность и — конечность.
Лит.: Чудаков А.
удаков А.П. Поэтика и прототипы // В творческой лаборатории Чехова. М., 1974. С. 182-193; Головачева А.Г. От «Попрыгуньи» к «Душечке» // Чеховские чтения в Ялте. М., 1983. С. 20-27.
Литературные прототипы обнаружить сложнее — так конкретна и в то же время неуловимо-узнаваема героиня. Исследователи, как правило, сравнивают ее с другой чеховской героиней — Душечкой, отмечая сходство имен и разность природы. Портрет П. — почти шарж, почти пародия. Но за этим «почти», как и в «Душечке», — драма. В образе П. писатель продолжает художественное исследование особого, достаточно пестро и разнообразно им представленного женского типа, на одном полюсе которого созданные в откровенно пародийном духе «дамочки»: Наталья Михайловна из рассказа «Длинный язык», которая сама на себя «донесла», развлекая мужа рассказами о крымском отдыхе («Даже во время… в самых патетических местах я ему говорила: «А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!»), или болтливая жена Шипучина из водевиля «Юбилей». На другом полюсе — череда порочно-влекущих, неотвратимо-притягательных, пронзительно-женственных героинь: Ариадна («Ариадна»), Нюта («Володя»), Ольга Ивановна («Доктор»), Сусанна («Тина»). В этих образах просматривается принципиальная для творчества Чехова тема женской «инакости», непонятной и враждебной мужской и мужественной природе, вызывающей подчас почти физическое отвращение, признаки которого обнаруживаются уже в раннем юмористическом рассказе «Мои жены: Письмо в редакцию Рауля Синяя борода». Этот женский тип трудноопределим, но среди его непременных свойств — неуловимая под-ловатость, легкая, без особой необходимости лживость, хищная способность намертво привязывать к себе сложным чувством, сочетающим любовь и ненависть. Такая героиня никогда никого не любит. П. близка этой «породе». По словам Л.Н.Толстого, и после смерти мужа, которого так горько оплакивает в финале со словами: «Прозевала!», она будет вести себя так же. Но П. — существо глубоко несчастное. При явной поверхностности, эгоистичности, она лишена корыстолюбия, в ней нет мелкой расчетливости. П. — насколько умеет — искренне любит мужа, врача Дымова. Но в ее системе ценностей такой человек — добрый, добросовестный, честный, занимающийся скучным, обыденным трудом, — безнадежно проигрывает в ярком мире артистов и писателей. П., сама не лишенная художественных способностей, влюблена в атмосферу этого мира, она не только дружит с его выходцами, но и немного музицирует, пишет красками, играет на сцене. В грустные минуты она горюет о недостатке подлинности своей натуры. Вернувшись после «падения» (путешествия по Волге с Рябовским), она переживает одну из таких минут, испытывая стыд и боль. И после смерти мужа, заразившегося от больного дифтеритом, она плачет не потому, что «не на того поставила», не потому, что «прозрела», а потому, что с новой, обостренной болью ощущает свою никчемность и — конечность.
Лит.: Чудаков А.
удаков А.П. Поэтика и прототипы // В творческой лаборатории Чехова. М., 1974. С. 182-193; Головачева А.Г. От «Попрыгуньи» к «Душечке» // Чеховские чтения в Ялте. М., 1983. С. 20-27.