Образ \"положительно прекрасного человека\" в творчестве Ф.М. Достоевского

Прежде чем касаться самой темы «положительно прекрасного человека» надо попытаться кратко сформулировать саму художественную концепцию Достоевского, внутри которой и смогла сформироваться подобная тема. Начиная с повести «Двойник» в творчестве Достоевского появляется не просто тема двойничества (как это было, например, у Гоголя), а тема диалектичности человеческого сознания и духа, и в этом плане Достоевский, конечно же, мог говорить, что стал провозвестником появления нового типа в литературе.

Двойничество уже не на физическом, а на духовном уровне, присуще практически всем его героям, и это следствие противоречия, заложенного в человеке, между образом Божьим и его поврежденностью первородным грехом. И это залог амбивалентности самого бытия, в котором непостижимым образом переплетаются два его уровня: глубоко сакральный и поверхностно профанный.

Основным принципом реализма Достоевского становятся поиски в самых мрачных безднах человеческой души хотя бы маленького лучика света, хоть какой-то надежды на спасение. Достоевский пытается раскрыть вечность образа, а с ней и подобия Божьего в человеке, и одновременно доказать временность поврежденности через открытие в человеке внутренней красоты.

Что же тогда образ «положительно прекрасного человека» в творчестве Достоевского? В первую очередь это попытка осуществить на земле идеал красоты, красоты Христовой хотя бы в одном человеке, что стало бы залогом самой возможности преображения всего мира (отсюда и тезис: «Красота спасет мир»). Это создание такого образа, который бы приблизился к идеалу Христа, доказал бы возможность как освобождения человека от греха (то есть обретения им подлинной свободы), так и воцарения Царствия Божия на земле.

И вот в романе «Идиот» появляется такой человек. Князь Мышкин. Князь Христос. Но Достоевский не отходит от принципов реализма и лишает своего героя важнейшей составляющей образа Христа – его божественности. Князь Мышкин – человек, который волею обстоятельств оказался выброшенным из жизни общества и стал «совершенно ребенком», чем-то вроде юродивого для всех остальных. И вот этот-то смиренный, болезненный человек оказывается втянут в гущу страстей, в самый центр разворачивающихся событий.

Главной чертой всех людей, окружающих князя, является непомерная гордыня, которая переходит в страсть к самоутверждению, самовозвеличи-ванию, ко всевозможным порокам. Но их гордыня разбивается о потрясающее смирение князя. Чего стоит сцена, когда Ганя дает князю пощечину, на что тот ему ответил: «О как вы будете стыдиться своего поступка!» И только, но Ганя после этих слов «стоял как уничтоженный». Князь никого не осуждает – и следует в том Христу. Но в этом мире он становится смешным, сталкивается со стеной непонимания. Аглая вообще ставит ему в вину отсутствие гордости: «Для чего вы себя унижаете и ставите ниже всех? Зачем вы все в себе исковеркали, зачем в вас гордости нет?» Он действительно смиренен до юродства, и Рогожин не зря подмечает: «Совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких как ты, Бог любит». Да, над ним смеются, но его разительное отличие от всех остальных в том, что он не боится быть смешным и сам иногда с удовольствием смеется над собой вместе с остальными. Именно в том, что князь живет по своим собственным законам, законам именно христианского служения, и заключается его духовная свобода (или иначе «идиотизм» в греческом понимании этого слова), проистекающая от его невинности. И в этом он близок к детям, в чем и сам сознается: «Но одно только правда, я и в самом деле не люблю быть со взрослыми, с людьми, с большими, – и это я давно заметил, – не люблю, потому что не умею». И дальше: «Товарищи мои всегда были дети». Он именно «не умеет» быть со взрослыми, так как в их обществе нельзя быть до конца честным, нельзя говорить то, что думаешь, и это неприемлемо для князя Мышкина, душа которого долгое время оставалась неповрежденной погрязшим во грехе миром.

У князя Мышкина совершенно особенное восприятии мира и людей в частности. Он во многом исповедует принцип восприятия человека Достоевским, то есть видит в каждом человеке частичку образа Божия, зачастую глубоко скрываемую в глубине натуры. Так, на даче у Елагиных он произносит монолог, в котором восхищается окружающими себя людьми, увидев в них то, что они сами бы, пожалуй, в себе не нашли. В Настасье Филипповне он сразу прозревает самое главное: ее страдание, скрытое за поразительной красотой. Эта его вера в человека спасает ему жизнь, когда он кричит обратившему против него нож Рогожину: «Парфен, не верю!..». Рогожин – убийца – не человек, и князь забывает о нем и позже пишет, что помнит только брата, с которым крестами поменялся, а не того, кто нож поднял. Рогожин – крестовый брат – вот человек истинный, которого прозревает князь.

Такое восприятие мира снимает его двойственность: в мире остается лишь однонаправленное движение к красоте, к братскому единению людей. И князь Мышкин не понимает, как можно «говорить с человеком и не быть счастливым, что видишь его». Князь Христос основывает свое миропонимание на православной истине, истине Христовой, но и он не смог убежать губительного влияния мира. Лишенный божественного начала человек, пусть и нравственно совершенный, был обречен на поражение в соприкосновении со злом этого мира. Эстетический опыт Достоевского заканчивается страшным результатом окончательного впадения в идиотизм князя, который не смог выдержать той высоты, на которую волею судьбы ли, автора ли был вознесен.

Уже в «Идиоте» появилась тема искушения Христа. Искушения через сострадание и сомнение. Сострадание Христу-человеку, который был распят, и божественное происхождение которого не спасло от страшных физических мук. Сомнение в самой возможности воскресения этого измученного и страшно изуродованного человека, каким предстает Христос на картине Гольбейна… Образ князя Мышкина во многом перекликается с этой картиной, список с которой висит в доме Рогожина. (И Рогожин же признается, что от этой картины у него «пропадает вера»). Князь Мышкин лишь подтверждает истину, что без обожения образа чудо воскресения невозможно. Лишенный человеческой сущности безумец производит такое же тягостное впечатление, что и картина Гольбейна. В романе «Идиот» не ставится вопрос святости, и Князь Христос беззащитен перед лицом мира, он не способен наставлять и руководить волей других людей и хотя обладает недюжинной силой духа, но из-за своей полной беспомощности в этом мире не может поднять других людей до своего уровня, начать готовиться с ними к приходу Царствия Божия на земле.
Но такое решение проблемы появления «положительно прекрасного человека» в мире, где, как оказалось, он не в состоянии ничего поправить, конечно же, совершенно не устраивало Достоевского. И нужно было создать еще одного героя, который действительно смог бы стать краеугольным камнем будущего светлого общества, пребывающего во Христе. И таким героем стал Алеша Карамазов.

Образ Алеши – это воплощение абсолютно нового типа христианской духовности. И именно Алеша становится таким «положительно прекрасным человеком», который способен противопоставить себя апостасийному миру (так ярко изображенному в «Бесах»). Алеша, как и князь Мышкин, обладает смирением, хорошо ладит с детьми и проповедует идеалы братской любви, духовной свободы человека через единение с Христом. Но этот образ наделен куда большей духовной силой, нежели князь Мышкин; Алеша способен не только не поддаться греху, но и выдержать страшное искушение, предложенное ему Иваном, и, пройдя через бунт, закалив в огне карамазовских страстей свою веру, выйти победителем, учредителем новой жизни. Эта духовная мощь Алеши во многом природная (как и его физическое богатырское сложение), это тоже часть «карамазовской земляной силы», как выразился отец Паисий. Алеша вообще «заключал в себе, так сказать, в самой природе безыскусственно и непосредственно дар возбуждать к себе особенную любовь».
Но самым крепким фундаментом его веры оказался разум. Именно это поднимает его на совершенно иной уровень духовной полноты. В Алеше как бы снимается противоречие между двумя уровнями познания бытия, и, таким образом, отчасти преодолевается та духовная раздробленность человека, которая досталась ему в результате сотворения им первородного греха. «Алеша был даже больше, чем кто-нибудь, реалистом», – замечают о нем. И это очень важно, потому что «в реалисте вера не от чуда рождается, а чудо от веры». Благодаря своему «реализму» Алеша способен аналитически доходить до истины, и он не растерялся перед Иваном, когда тот искушал его (точнее, Алеша вовремя спохватился и потом достойно ответил). И только когда не происходит ожидаемого чуда (старец «пропах»), он начинает сомневаться в справедливости Божьей и даже идет на бунт. Причем бунт Алеши еще более страшен для судеб мира, чем бунт Ивана. Ведь если в Боге нет справедливости, то в мире вообще нет справедливости и чего-то постоянного, а, следовательно, такой мир обречен на разрушение. Бунт Алеши страшен еще и тем, что именно на него возложена миссия спасения рода человеческого. Но именно после бунта и последовавшего за ним покаяния, связанного с явлением ему сна о Канне Галилейской, умирает человек колебавшийся и сомневавшийся, и рождается настоящий борец, готовый доказывать правоту своей веры с помощью разума. И в этом существеннейшее различие образов Алеши и Князя Мышкина. Князь просто соблюдает заповеди, оставленные Христом, и никогда не сомневается в их правильности (в этом, конечно, тоже проявляется великая сила духа); Алеша же именно через сомнения, через спор с Иваном, через искушение чудом приходит к самой что ни на есть несокрушимой вере.

Ну и, наконец, Алеша принимает в себя соборную идею всеобщей ответственности «всех за все», и это становится его личной жертвой, служит делу, начатому Христом: освобождению людей от греха и восстановлению связи между людьми и Творцом. Именно это конечная цель всего человечества, которая должна воплотиться в пришествии Царствия Небесного. Не случайно старец Зосима, отправляя Алешу в мир, призывает его взять на себя этот крест: «Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими-то ты и счастлив будешь, и жизнь благословишь, и других благословить заставишь – что важнее всего». По мысли Достоевского, если каждый принесет себя в жертву остальным, то таким образом возродит в себе красоту Христову – и наступит Рай. Алеша в таком случае становится провозвестником новой эпохи, человеком не настоящего, но некоего абстрактного будущего, и не случайно «Братья Карамазовы» заканчиваются сценой у камня, в которой происходит духовное сплочение мальчиков, как залог осуществления человечеством пути к Царствию Божьему.

Если пришествие в мир князя Мышкина оборачивается трагедией (и в первую очередь для него самого) и практически не оставляет никакого следа, не служит улучшению мира, то с образом Алеши связана если не уверенность, то по крайней мере надежда на духовное обновление мира, на привнесение в него не просто нравственных принципов христианства, но подлинной веры, ведущей ко спасению. И, самое главное, веры, основанной на разумном волеизъявлении, веры как результата свободного выбора человека в пользу добра и отказа от греха. Именно результатом внутренней борьбы с грехом и жертвенности сознания Алеши становится то самое обожение и приближение к идеалу Христа, которого не удалось достичь князю Мышкину, что и стало причиной его фактического уничтожения как человека. Мертвый Князь Христос в «Идиоте» против живого Христа в «Братьях Карамазовых», провозвестником которого стал Алеша и царствие которого скоро грядет, – вот развитие темы «положительно прекрасного человека» в творчестве Достоевского.

Автор сочинения: Булатов Даниил

dantist89@rambler.ru