Саркастическая фантазии
1819 года отдельным изданием появился один из известнейших произведений Гофмана, его сказочная повесть «Малыш Цахес на прозвище Цинобер», которая сразу же нашла признание, как среди читателей, так и среди литературных критиков. Адальберт фон Шамиссо, ознакомившись с гофманивскою повестью, назвал писателя «нашим беспрекословно наилучшим юмористом», а сам Гофман охарактеризовал собственную повесть как «произведение очень несдержанной и саркастической фантазии».
История замысла. Врач Гофмана — Юлиус Эдуард Хитциг — рассказывал, что толчком к созданию фантастической истории малыша Цахеса стали такие обстоятельства.
"… он тяжело заболел на живот; болезнь сопровождалась еще и нападениями подагры. Я посещал его каждый день и не раз слышал, как им овладевали фантазии, рождая новые образа. Однажды я пришел после полдня, и Гофман, у которого был сильное нападение лихорадки, протянул руку и начал быстро говорить короткими фразами:
«Вообразите себе только, что за мысли лезут мне к главе, безобразный урод делает все наоборот, а если происходит что-то особое, необыкновенное, то все прославляют его как автора, и так всегда. Или, например, другой, у которого есть сюртук: только он его оденет, как рукава становятся весьма короткими, а полы переизбытка длинными. Вот выздоровею и непременно напишу сказку об этих двух малых».
Мне и мысль выдалась интересной, и Гофман выздоровел, маленький Цахес уже был готовый, он работал над ним не больше двух недель". Сам Гофман называл свое произведение «фантастической пьесой» и сам нарисовал его портрет, утверждая, что никто, кроме него, не знает Цахеса у лицо.
Удивительный образ Цахеса был создан фантастическим воображением Гофмана, но при этом он опирался и на отдельные мотивы, заимствованные писателем у его литературных предшественников. Так, необыкновенные имена персонажей, которые окружают Цахеса, Гофман перенял из книги врача XVIII столетие Георга Циммермана «Об одинокости». Образ самого Цахеса частично напоминает образ фантастического персонажа на имя Альраун, что довольно часто появлялся на страницах тогдашних литературных произведений. Мотив трех волшебных волосинок, которые дают магическую силу их хозяину, был заимствованный Гофманом из сказки братьев Гримм «Черт с тремя золотыми волосами» (одному з персонажей повести Цахес выдается похожим на «обезьяну Вельзевула», т.е. дьявола). Но в целом, творчески обыгруючи уже известные читателю мотивы и образа, Гофман создал целиком оригинальный литературный сюжет, преисполненный искрометной иронии и острой сатиры на политическую действительность современной ему Германии.
Особенности жанра. Повесть «Малыш Цахес на прозвище Цинобер» написана в присущий для Гофмана «манере Калло», т.е. в гротескной манере, которая объединяет повседневную реальность с элементами удивительного и фантастического. Извне повесть действительно напоминает обычную сказку с сюжетом, типичным для фольклорной сказки, построенной на преодолении героем определенных жизненных препятствий и вознаграждением его в финале за выявленные храбрость и сообразительность.
сюжетом, типичным для фольклорной сказки, построенной на преодолении героем определенных жизненных препятствий и вознаграждением его в финале за выявленные храбрость и сообразительность. Но Гофман не случайно уточняет, что его повесть это «сказка из новых времен». Этим самым он дает понять, что его произведение нужно воспринимать кое-что иначе, чем обычную сказку. Прежде всего Гофман видоизменяет жанровую структуру сказки тем, что, согласно приемам романтической поэтики, вводит к ней фигура автора, который неоднократно обращается к читателю, комментирует те или другие фигуры и события произведения, старается предусмотреть реакцию читателя на его произведение и впечатление, которое он будет вызывать.
В отличие от обычных сказок, время и место действия которых исторически неконкретизированные, Гофман, вопреки такой же формальной неприкрепленности сюжета своего произведения к определенной стране или исторической эпохе, однако вводит в художественный мир повести немало таких примет: бытовых (немецкие имена отдельных героев, названия кушаний и напоил), социальных (профессии, общественные прослойки, названия должностей и государственных учреждений), исторических (связь с эпохой просветительского движения), которые разрешают читателю уверенно соотнести действие повести с реалиями исторической эпохи, современной самому Гофману.
Еще одним,, не менее весомым отступлением от поэтики обычной сказки, действие которой происходит исключительно в фантастическом мире, сказка Гофмана не только объединяет два мира — фантастический и реальный, но и достигает такого объединения в довольно специфический способ. После Гофмана его возьмут на вооружение много письменникивромантикив, но это изобретение, по мнению критиков, принадлежит именно ему и состоит в потому, что фантастическое у Гофмана имеет двойную природу. С одной стороны, оно действительно воспринимается как что-то безусловно волшебное, сказочное, но, с другой стороны, одновременно содержит в себе и предпосылки, которые разрешают объяснить его логически, из позиций реальности и ее здравого смысла, например, как удивительный, но вероятное стечение обстоятельств, как иллюзия, которая пригрезилась вследствие нервного возбуждения, в конце концов, как факт, который зумисно был кем-то подтасованный и т.п… Один из наиболее проникновенных русских почитателей творчества Гофмана, письменникромантик князь В. Одоевский, объяснял прием двойной вероятной интерпретации реальности у Гофмана так: «Его чудодейственное всегда имеет две стороны, одну сугубо фантастическую, другую — реальную; так что уважаемого читателя Хих столетие ажнияк не принуждают верить безусловно в фантастичность того, что происходит; в процессе рассказа автор указывает на аргументы, которые могут все объяснить в целиком естественный способ; поняла склонность человека к сверхъестественного при этом удовлетворяется, вместе с тем автор не поднимает и привычку воспринимать реальность в ее логическом виде».
Химерическая двойственность мира, в котором живут персонажи сказки Гофмана, их одновременная принадлежность к миру филистерской реальности и к миру романтической сказочности — это художественный признак, который объединяет «Малыша Цахеса» с другими произведениями.
ость мира, в котором живут персонажи сказки Гофмана, их одновременная принадлежность к миру филистерской реальности и к миру романтической сказочности — это художественный признак, который объединяет «Малыша Цахеса» с другими произведениями. Гофмана и одновременно вносит в создаваемый им жанр литературной романтической сказки черты яркой самобытности и неповторимости.
Сатирическая направленность сказки. Гофман не случайно назвал своего «Малыша Цахеса» «произведением очень несдержанной и саркастической фантазии». Сарказм (с грецьк. букв. — разрываю мясо) — это особенно придирчивая и острая сатира, которая имеет целью высмеивания тех или других отрицательных явлений действительности. Интересно, что еще к появлению «Малыша Цахеса» Берлином поползли слухи о том, что сказка содержит в себе политическую сатиру и, что наивероятнее, она будет запрещена в печать. Действительно, повесть Гофмана за своим пафосом является политической сатирой, острие которой направлено прежде всего на ту систему отношений, которая властвовала в тогдашней Германии.
В своей повести Гофман создает масштабный гротескный образ немецкой действительности, который характеризует быт, обычае, мораль, жизненные ценности и интересы основных общественных сил и прослоек тогдашней Германии, а также представителей науки и образования, что в общей атмосфере лицемерия и невежества. В зеркале фантастического гротеска отображаются социальные реалии эпохи: неограниченность абсолютистской власти, тупое вирнопидцанство обывателей, торжество деспотизма и беззаконие.
В образе Керепеса легко узнаются типичные приметы одного из тех карликовых княжеств, на которые была разделена тогдашняя Германия. Вопреки своей очевидной никчемности, каждому из таких княжеств (и обрисованное в повести Гофмана не исключение) имело незаурядные великодержавные амбиции и претендовало на значительный политический вес, хотя на самом деле давно превратилось на исторический анахронизм, помертвелую бюрократическую машину, в которой процветали обычное самодурство и беспринципный карьеризм.
При дворе можно легко было втереться в доверие к князю и получить высокую должность, одолжив, например, ему «шесть дукатов и тем освободив его из большого переплета» или предложив «замечательное средство для вывода жирных пятен» из кашемировых штанов министра. Как и высочайшие члены правительства, чиновники среднего звена также заняты никчемными и мелочными делами наподобие того, «как лучше всего приладить ленту Тигра министру Циноберу».
История замысла. Врач Гофмана — Юлиус Эдуард Хитциг — рассказывал, что толчком к созданию фантастической истории малыша Цахеса стали такие обстоятельства.
"… он тяжело заболел на живот; болезнь сопровождалась еще и нападениями подагры. Я посещал его каждый день и не раз слышал, как им овладевали фантазии, рождая новые образа. Однажды я пришел после полдня, и Гофман, у которого был сильное нападение лихорадки, протянул руку и начал быстро говорить короткими фразами:
«Вообразите себе только, что за мысли лезут мне к главе, безобразный урод делает все наоборот, а если происходит что-то особое, необыкновенное, то все прославляют его как автора, и так всегда. Или, например, другой, у которого есть сюртук: только он его оденет, как рукава становятся весьма короткими, а полы переизбытка длинными. Вот выздоровею и непременно напишу сказку об этих двух малых».
Мне и мысль выдалась интересной, и Гофман выздоровел, маленький Цахес уже был готовый, он работал над ним не больше двух недель". Сам Гофман называл свое произведение «фантастической пьесой» и сам нарисовал его портрет, утверждая, что никто, кроме него, не знает Цахеса у лицо.
Удивительный образ Цахеса был создан фантастическим воображением Гофмана, но при этом он опирался и на отдельные мотивы, заимствованные писателем у его литературных предшественников. Так, необыкновенные имена персонажей, которые окружают Цахеса, Гофман перенял из книги врача XVIII столетие Георга Циммермана «Об одинокости». Образ самого Цахеса частично напоминает образ фантастического персонажа на имя Альраун, что довольно часто появлялся на страницах тогдашних литературных произведений. Мотив трех волшебных волосинок, которые дают магическую силу их хозяину, был заимствованный Гофманом из сказки братьев Гримм «Черт с тремя золотыми волосами» (одному з персонажей повести Цахес выдается похожим на «обезьяну Вельзевула», т.е. дьявола). Но в целом, творчески обыгруючи уже известные читателю мотивы и образа, Гофман создал целиком оригинальный литературный сюжет, преисполненный искрометной иронии и острой сатиры на политическую действительность современной ему Германии.
Особенности жанра. Повесть «Малыш Цахес на прозвище Цинобер» написана в присущий для Гофмана «манере Калло», т.е. в гротескной манере, которая объединяет повседневную реальность с элементами удивительного и фантастического. Извне повесть действительно напоминает обычную сказку с сюжетом, типичным для фольклорной сказки, построенной на преодолении героем определенных жизненных препятствий и вознаграждением его в финале за выявленные храбрость и сообразительность.
сюжетом, типичным для фольклорной сказки, построенной на преодолении героем определенных жизненных препятствий и вознаграждением его в финале за выявленные храбрость и сообразительность. Но Гофман не случайно уточняет, что его повесть это «сказка из новых времен». Этим самым он дает понять, что его произведение нужно воспринимать кое-что иначе, чем обычную сказку. Прежде всего Гофман видоизменяет жанровую структуру сказки тем, что, согласно приемам романтической поэтики, вводит к ней фигура автора, который неоднократно обращается к читателю, комментирует те или другие фигуры и события произведения, старается предусмотреть реакцию читателя на его произведение и впечатление, которое он будет вызывать.
В отличие от обычных сказок, время и место действия которых исторически неконкретизированные, Гофман, вопреки такой же формальной неприкрепленности сюжета своего произведения к определенной стране или исторической эпохе, однако вводит в художественный мир повести немало таких примет: бытовых (немецкие имена отдельных героев, названия кушаний и напоил), социальных (профессии, общественные прослойки, названия должностей и государственных учреждений), исторических (связь с эпохой просветительского движения), которые разрешают читателю уверенно соотнести действие повести с реалиями исторической эпохи, современной самому Гофману.
Еще одним,, не менее весомым отступлением от поэтики обычной сказки, действие которой происходит исключительно в фантастическом мире, сказка Гофмана не только объединяет два мира — фантастический и реальный, но и достигает такого объединения в довольно специфический способ. После Гофмана его возьмут на вооружение много письменникивромантикив, но это изобретение, по мнению критиков, принадлежит именно ему и состоит в потому, что фантастическое у Гофмана имеет двойную природу. С одной стороны, оно действительно воспринимается как что-то безусловно волшебное, сказочное, но, с другой стороны, одновременно содержит в себе и предпосылки, которые разрешают объяснить его логически, из позиций реальности и ее здравого смысла, например, как удивительный, но вероятное стечение обстоятельств, как иллюзия, которая пригрезилась вследствие нервного возбуждения, в конце концов, как факт, который зумисно был кем-то подтасованный и т.п… Один из наиболее проникновенных русских почитателей творчества Гофмана, письменникромантик князь В. Одоевский, объяснял прием двойной вероятной интерпретации реальности у Гофмана так: «Его чудодейственное всегда имеет две стороны, одну сугубо фантастическую, другую — реальную; так что уважаемого читателя Хих столетие ажнияк не принуждают верить безусловно в фантастичность того, что происходит; в процессе рассказа автор указывает на аргументы, которые могут все объяснить в целиком естественный способ; поняла склонность человека к сверхъестественного при этом удовлетворяется, вместе с тем автор не поднимает и привычку воспринимать реальность в ее логическом виде».
Химерическая двойственность мира, в котором живут персонажи сказки Гофмана, их одновременная принадлежность к миру филистерской реальности и к миру романтической сказочности — это художественный признак, который объединяет «Малыша Цахеса» с другими произведениями.
ость мира, в котором живут персонажи сказки Гофмана, их одновременная принадлежность к миру филистерской реальности и к миру романтической сказочности — это художественный признак, который объединяет «Малыша Цахеса» с другими произведениями. Гофмана и одновременно вносит в создаваемый им жанр литературной романтической сказки черты яркой самобытности и неповторимости.
Сатирическая направленность сказки. Гофман не случайно назвал своего «Малыша Цахеса» «произведением очень несдержанной и саркастической фантазии». Сарказм (с грецьк. букв. — разрываю мясо) — это особенно придирчивая и острая сатира, которая имеет целью высмеивания тех или других отрицательных явлений действительности. Интересно, что еще к появлению «Малыша Цахеса» Берлином поползли слухи о том, что сказка содержит в себе политическую сатиру и, что наивероятнее, она будет запрещена в печать. Действительно, повесть Гофмана за своим пафосом является политической сатирой, острие которой направлено прежде всего на ту систему отношений, которая властвовала в тогдашней Германии.
В своей повести Гофман создает масштабный гротескный образ немецкой действительности, который характеризует быт, обычае, мораль, жизненные ценности и интересы основных общественных сил и прослоек тогдашней Германии, а также представителей науки и образования, что в общей атмосфере лицемерия и невежества. В зеркале фантастического гротеска отображаются социальные реалии эпохи: неограниченность абсолютистской власти, тупое вирнопидцанство обывателей, торжество деспотизма и беззаконие.
В образе Керепеса легко узнаются типичные приметы одного из тех карликовых княжеств, на которые была разделена тогдашняя Германия. Вопреки своей очевидной никчемности, каждому из таких княжеств (и обрисованное в повести Гофмана не исключение) имело незаурядные великодержавные амбиции и претендовало на значительный политический вес, хотя на самом деле давно превратилось на исторический анахронизм, помертвелую бюрократическую машину, в которой процветали обычное самодурство и беспринципный карьеризм.
При дворе можно легко было втереться в доверие к князю и получить высокую должность, одолжив, например, ему «шесть дукатов и тем освободив его из большого переплета» или предложив «замечательное средство для вывода жирных пятен» из кашемировых штанов министра. Как и высочайшие члены правительства, чиновники среднего звена также заняты никчемными и мелочными делами наподобие того, «как лучше всего приладить ленту Тигра министру Циноберу».