Почему Гоголь назвал свою поэму «Мертвые души»
Российская империя первой четверти 19 века была великой державой. Русская армия разгромила Наполеона и взяла Париж. Император Александр диктовал свои условия всей Европе. До восстания декабристов было еще далеко. Казалось, Россия вступила на новый блестящий этап своего существования…
Где-то в далеком губернском городке течет размеренная жизнь, законы которой установились, пожалуй, полвека назад. Губернатор — сиятельный отец народа, полицеймейстер — добрейший покровитель купцов, прокурор — благонамереннейший страж законности… Этот список можно продолжить. В городе чрезвычайно уютно. Общественная жизнь здесь просто кипит. Замечательный город, не так ли? И вот в губернский город NN въезжает бричка, в которой обычно ездят те, кого называют господами средней руки… Так начинается действие романа «Мертвые души».
Гоголь не соотносит начало повествования «Мертвых душ» с определенным годом, однако исследователи в один голос утверждают, что это приблизительно 1816 -1820 год. Послевоенная жизнь уже прочно устоялась, а точнее, Отечественная война, по-видимому, мало затронула этот тихий уголок Руси. Здесь ничто не нарушает заведенного течения дел, а основные занятия помещиков и чиновников — накопление капитала, игра, балы и приемы. «До чего грустна наша Россия!» — помните это пушкинское восклицание?
Гоголь мастерски создает образ мертвящей российской действительности. Деталь цепляется за деталь, подробность следует за подробностью, и перед читателем возникает обобщенная и довольно неприглядная картина провинциального существования первых десятилетий 19 века.
Главная достопримечательность города NN — чиновники. Главная достопримечательность его окрестностей — помещики. И те, и другие живут за счет труда других людей. Это трутни. Лица их усадьб — это их лица, а их деревни — точное отражение хозяйственных устремлений хозяев.
Русская природа небогата красками, ей не присущи мгновенные изменения. На этом скупом фоне Гоголь рисует мир, который окружает губернский город, питает и одновременно отравляет его.
Андрей Донатович Синявский, талантливый исследователь творчества Гоголя, заметил, что образы помещиков напоминают манекены, фигуры из паноптикума, настолько они мертвы и безжизненны. Нельзя, конечно, сказать, что жизнь в них никак не проявляется. Например, Собакевич много заботится о благосостоянии своих крестьян, ведь это его личное благосостояние. Коробочка чрезвычайно богомольна, и даже простое упоминание черта пугает ее до смерти. Ноздрев обожает собак и лошадей — гораздо меньше он ценит своих крепостных. Но подобные качества только подчеркивают душевную пустоту гоголевских помещиков. Если присмотреться, то каждый персонаж поэмы напоминает куклу, которая хоть и способна двигаться, но все же остается пустой и мертвой внутри. На безжизненность гоголевских персонажей указывали многие исследователи. Так, писатель-символист Дмитрий Мережковский находил в «Мертвых душах» модернистские тенденции, в частности при изображении помещиков.
Работая над своей поэмой, Гоголь не стремился произвести внешний эффект, однако так называемый «мир вещей» его произведения рельефен, ярок и незабываем.
своей поэмой, Гоголь не стремился произвести внешний эффект, однако так называемый «мир вещей» его произведения рельефен, ярок и незабываем. Изображение «мертвых» помещиков напоминает о принципах классицистской комедии: «человек-страсть», персонаж, одержимый одной идеей, одним желанием.
Мир поэмы состоит из «мертвых» и «спящих». Народ, творческая сила которого могла бы составить контраст инертности помещиков-крепостников, изображен здесь в довольно неприглядном виде. Крестьяне неразвиты, слуги развращены. Пьянство, лень, дикость, — все эти черты «русского национального характера» очень верно схвачены Гоголем. «Тяжкий сон», овладевший «черной Россией», то есть народом, готов превратиться в кошмар.
Одна только «Русь» — художественная условность, обобщение, абстракция, изобретенная Гоголем специально для «Мертвых душ» и не раз возникающая в позднейших его произведениях, — кажется в поэме живой и подвижной. Но лирические отступления, которые нарушают пугающе-подробное описание «мертвой России», звучат лишь в сознании писателя…Почти у каждого писателя есть произведение, которое является делом всей его жизни, творением, в которое ложил он свои искания и сокровенные думы. Для Гоголя это, без сомнения, «Мертвые души», так и оставшиеся неоконченными после семнадцати лет работы. Поэма вызвала горячие споры и толки. В.Г.Белинский имел все основания сказать, что вопрос о «Мертвых душах» столько же литературный, сколько и общественный, результат столкновения старых начал с новыми. Читая книгу впервые, я мало обращал внимания на лирические размышления автора о России и русском народе. Эти прекрасные места даже казались неуместными в сатирической поэме. Перечитав недавно «Мертвые души», я вдруг открыл Гоголя как великого патриота, убедился, как важен для всего замысла писателя исполненный гордости образ Руси. За последние годы громадно вырос вопрос о судьбе нашей сегодняшней России, о ее предназначении, будущности, о способности русского народа вновь совершить исторический рывок. Ученые, писатели, политики и экономисты спорят об этом. Порой мне как бы слышатся слова Н.А.Некрасова, обращенные к русскому народу:
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
Как же не обратиться к певцу земли Русской Гоголю за советом в такое сложное время?
С того момента, как бричка Чичикова тихо вкатилась в губернский город N и поспешно уезжает из города, проходит немного времени, но читатель успевает не только познакомиться с удивительным разнообразием помещиков и чиновников, но и увидеть образ целой страны, понять «несметное богатство русского духа».
Писатель не отделяет помещиков и чиновников от народа, как это делают критики. Лично мне кажется, что неправильно толковать, будто все помещики и чиновники, да и сам Чичиков, и есть подлинные «мертвые души». Так можно назвать из всех типов только Плюшкина, душа которого омертвела от жадности. Но сам Гоголь поясняет, что «подобное явление редко попадается на Руси».
поясняет, что «подобное явление редко попадается на Руси». Здоровяка Собакевича, способного съесть целого осетра; кутилу, враля, гуляку и скандалиста Ноз-древа; мечтательного лентяя Манилова; прижимистую «дубинноголовую» Коробочку; прожженного взяточника Ивана Антоновича «кувшинное рыло»; полицмейстера, объезжающего торговые ряды как свою вотчину, и многих других героев «мертвыми душами» не назовешь. Это либо хозяева-кулаки, либо бесполезные люди, либо подлецы, которых Гоголь сумел «припрячь».
И эти господа, и Петрушка с Селифаном, и два мужика, спорящие, доедет ли колесо до Москвы, — часть русского народа. Но не лучшая часть. Истинный образ народа видится, прежде всего, в описании умерших крестьян. Ими восхищаются и автор, и Чичиков, и помещики. Их уже нет, но в памяти людей, их знавших, они приобретают былинный облик.
«Милушкин, кирпичник, мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного! А Еремей Сорокоплехин! да тот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! А каретник Михеев! Ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные». Так хвалился своими крестьянами Собакевич. Чичиков возражает, что они уже умерли и только «мечта». «Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: машинища такая, что в эту комнату не войдет… А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади…».
И сам Павел Иванович, разглядывая списки купленных крестьян, будто видит их наяву, и каждый мужик получает «свой собственный характер». «Пробка Степан, плотник, трезвости примерной», — читает он и начинает представлять: «А! Вот он… вот тот богатырь, что в гвардию годился бы!» Дальше мысль подсказывает ему, что Степан исходил с топором все губернии, съедая хлеба на грош, а в поясе приносил, верно, рублей по сто. На протяжении нескольких страниц знакомимся мы с разнообразными судьбами простых людей. Мы видим русский народ, прежде всего, полным сил, талантливым, живым, бодрым. С восторгом говорит писатель о живом, метком русском слове, что вырывается из-под самого сердца.
Но не всегда русские люди покорны властям. Обиды могут довести их до мести. В «Повести о капитане Копейкине» рассказывается, как герой Отечественной войны 1812 года, инвалид, обиженный чиновниками, собирается вокруг себя шайку вольных людей.Россия встает перед нами в своем величии. Не та Россия, где чиновники берут взятки, помещики проматывают имения, крестьяне пьянствуют, где плохие дороги и гостиницы. Вернее, сквозь эту Россию писатель видит иную Русь, «птицу тройку». «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?» И образ страны-тройки сливается с образом мастера, снарядившего «дорожный снаряд». Гоголь видит Русь великой, указывающей путь другим, мнится ему, как обгоняет Русь иные народы и государства, которые, «косясь, постораниваются и дают ей дорогу».
История, к сожалению, рассудила по-иному.
я, к сожалению, рассудила по-иному. Не удалось нашей стране обогнать другие. И ныне здравствуют в других чинах и обличьях ноздревы, Чичиковы, Маниловы и Плюшкины. Но жива Русь, «птица тройка». И, несмотря на неурядицы, не могут не почуяться «иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения». И верится нам, жителям России, что пророческими окажутся в будущем слова писателя: «Подымутся русские движения… и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов…».
Где-то в далеком губернском городке течет размеренная жизнь, законы которой установились, пожалуй, полвека назад. Губернатор — сиятельный отец народа, полицеймейстер — добрейший покровитель купцов, прокурор — благонамереннейший страж законности… Этот список можно продолжить. В городе чрезвычайно уютно. Общественная жизнь здесь просто кипит. Замечательный город, не так ли? И вот в губернский город NN въезжает бричка, в которой обычно ездят те, кого называют господами средней руки… Так начинается действие романа «Мертвые души».
Гоголь не соотносит начало повествования «Мертвых душ» с определенным годом, однако исследователи в один голос утверждают, что это приблизительно 1816 -1820 год. Послевоенная жизнь уже прочно устоялась, а точнее, Отечественная война, по-видимому, мало затронула этот тихий уголок Руси. Здесь ничто не нарушает заведенного течения дел, а основные занятия помещиков и чиновников — накопление капитала, игра, балы и приемы. «До чего грустна наша Россия!» — помните это пушкинское восклицание?
Гоголь мастерски создает образ мертвящей российской действительности. Деталь цепляется за деталь, подробность следует за подробностью, и перед читателем возникает обобщенная и довольно неприглядная картина провинциального существования первых десятилетий 19 века.
Главная достопримечательность города NN — чиновники. Главная достопримечательность его окрестностей — помещики. И те, и другие живут за счет труда других людей. Это трутни. Лица их усадьб — это их лица, а их деревни — точное отражение хозяйственных устремлений хозяев.
Русская природа небогата красками, ей не присущи мгновенные изменения. На этом скупом фоне Гоголь рисует мир, который окружает губернский город, питает и одновременно отравляет его.
Андрей Донатович Синявский, талантливый исследователь творчества Гоголя, заметил, что образы помещиков напоминают манекены, фигуры из паноптикума, настолько они мертвы и безжизненны. Нельзя, конечно, сказать, что жизнь в них никак не проявляется. Например, Собакевич много заботится о благосостоянии своих крестьян, ведь это его личное благосостояние. Коробочка чрезвычайно богомольна, и даже простое упоминание черта пугает ее до смерти. Ноздрев обожает собак и лошадей — гораздо меньше он ценит своих крепостных. Но подобные качества только подчеркивают душевную пустоту гоголевских помещиков. Если присмотреться, то каждый персонаж поэмы напоминает куклу, которая хоть и способна двигаться, но все же остается пустой и мертвой внутри. На безжизненность гоголевских персонажей указывали многие исследователи. Так, писатель-символист Дмитрий Мережковский находил в «Мертвых душах» модернистские тенденции, в частности при изображении помещиков.
Работая над своей поэмой, Гоголь не стремился произвести внешний эффект, однако так называемый «мир вещей» его произведения рельефен, ярок и незабываем.
своей поэмой, Гоголь не стремился произвести внешний эффект, однако так называемый «мир вещей» его произведения рельефен, ярок и незабываем. Изображение «мертвых» помещиков напоминает о принципах классицистской комедии: «человек-страсть», персонаж, одержимый одной идеей, одним желанием.
Мир поэмы состоит из «мертвых» и «спящих». Народ, творческая сила которого могла бы составить контраст инертности помещиков-крепостников, изображен здесь в довольно неприглядном виде. Крестьяне неразвиты, слуги развращены. Пьянство, лень, дикость, — все эти черты «русского национального характера» очень верно схвачены Гоголем. «Тяжкий сон», овладевший «черной Россией», то есть народом, готов превратиться в кошмар.
Одна только «Русь» — художественная условность, обобщение, абстракция, изобретенная Гоголем специально для «Мертвых душ» и не раз возникающая в позднейших его произведениях, — кажется в поэме живой и подвижной. Но лирические отступления, которые нарушают пугающе-подробное описание «мертвой России», звучат лишь в сознании писателя…Почти у каждого писателя есть произведение, которое является делом всей его жизни, творением, в которое ложил он свои искания и сокровенные думы. Для Гоголя это, без сомнения, «Мертвые души», так и оставшиеся неоконченными после семнадцати лет работы. Поэма вызвала горячие споры и толки. В.Г.Белинский имел все основания сказать, что вопрос о «Мертвых душах» столько же литературный, сколько и общественный, результат столкновения старых начал с новыми. Читая книгу впервые, я мало обращал внимания на лирические размышления автора о России и русском народе. Эти прекрасные места даже казались неуместными в сатирической поэме. Перечитав недавно «Мертвые души», я вдруг открыл Гоголя как великого патриота, убедился, как важен для всего замысла писателя исполненный гордости образ Руси. За последние годы громадно вырос вопрос о судьбе нашей сегодняшней России, о ее предназначении, будущности, о способности русского народа вновь совершить исторический рывок. Ученые, писатели, политики и экономисты спорят об этом. Порой мне как бы слышатся слова Н.А.Некрасова, обращенные к русскому народу:
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
Как же не обратиться к певцу земли Русской Гоголю за советом в такое сложное время?
С того момента, как бричка Чичикова тихо вкатилась в губернский город N и поспешно уезжает из города, проходит немного времени, но читатель успевает не только познакомиться с удивительным разнообразием помещиков и чиновников, но и увидеть образ целой страны, понять «несметное богатство русского духа».
Писатель не отделяет помещиков и чиновников от народа, как это делают критики. Лично мне кажется, что неправильно толковать, будто все помещики и чиновники, да и сам Чичиков, и есть подлинные «мертвые души». Так можно назвать из всех типов только Плюшкина, душа которого омертвела от жадности. Но сам Гоголь поясняет, что «подобное явление редко попадается на Руси».
поясняет, что «подобное явление редко попадается на Руси». Здоровяка Собакевича, способного съесть целого осетра; кутилу, враля, гуляку и скандалиста Ноз-древа; мечтательного лентяя Манилова; прижимистую «дубинноголовую» Коробочку; прожженного взяточника Ивана Антоновича «кувшинное рыло»; полицмейстера, объезжающего торговые ряды как свою вотчину, и многих других героев «мертвыми душами» не назовешь. Это либо хозяева-кулаки, либо бесполезные люди, либо подлецы, которых Гоголь сумел «припрячь».
И эти господа, и Петрушка с Селифаном, и два мужика, спорящие, доедет ли колесо до Москвы, — часть русского народа. Но не лучшая часть. Истинный образ народа видится, прежде всего, в описании умерших крестьян. Ими восхищаются и автор, и Чичиков, и помещики. Их уже нет, но в памяти людей, их знавших, они приобретают былинный облик.
«Милушкин, кирпичник, мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного! А Еремей Сорокоплехин! да тот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! А каретник Михеев! Ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные». Так хвалился своими крестьянами Собакевич. Чичиков возражает, что они уже умерли и только «мечта». «Ну нет, не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: машинища такая, что в эту комнату не войдет… А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади…».
И сам Павел Иванович, разглядывая списки купленных крестьян, будто видит их наяву, и каждый мужик получает «свой собственный характер». «Пробка Степан, плотник, трезвости примерной», — читает он и начинает представлять: «А! Вот он… вот тот богатырь, что в гвардию годился бы!» Дальше мысль подсказывает ему, что Степан исходил с топором все губернии, съедая хлеба на грош, а в поясе приносил, верно, рублей по сто. На протяжении нескольких страниц знакомимся мы с разнообразными судьбами простых людей. Мы видим русский народ, прежде всего, полным сил, талантливым, живым, бодрым. С восторгом говорит писатель о живом, метком русском слове, что вырывается из-под самого сердца.
Но не всегда русские люди покорны властям. Обиды могут довести их до мести. В «Повести о капитане Копейкине» рассказывается, как герой Отечественной войны 1812 года, инвалид, обиженный чиновниками, собирается вокруг себя шайку вольных людей.Россия встает перед нами в своем величии. Не та Россия, где чиновники берут взятки, помещики проматывают имения, крестьяне пьянствуют, где плохие дороги и гостиницы. Вернее, сквозь эту Россию писатель видит иную Русь, «птицу тройку». «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка, несешься?» И образ страны-тройки сливается с образом мастера, снарядившего «дорожный снаряд». Гоголь видит Русь великой, указывающей путь другим, мнится ему, как обгоняет Русь иные народы и государства, которые, «косясь, постораниваются и дают ей дорогу».
История, к сожалению, рассудила по-иному.
я, к сожалению, рассудила по-иному. Не удалось нашей стране обогнать другие. И ныне здравствуют в других чинах и обличьях ноздревы, Чичиковы, Маниловы и Плюшкины. Но жива Русь, «птица тройка». И, несмотря на неурядицы, не могут не почуяться «иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения». И верится нам, жителям России, что пророческими окажутся в будущем слова писателя: «Подымутся русские движения… и увидят, как глубоко заронилось в славянскую природу то, что скользнуло только по природе других народов…».