ОБРАЗ ПЕТЕРБУРГА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ГОГОЛЯ

ОБРАЗ
ПЕТЕРБУРГА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ГОГОЛЯ
Николай
Васильевич Гоголь оказал неоценимое
влияние на русскую литературу. Он показал
русскому читателю не только свою родную
Украину, но и Петербург, и жизнь маленьких
уездных городов. И везде он описывал не
только богемных помещиков и чиновников, но
и жизнь простых “маленьких” людей. При
этом он старался победить зло в людях, “излечить”
их от пороков, используя для этого самое
сильное оружие и лекарство — его смех.
Гоголем восхищались многие, но были также
люди, ругающие его произведения, но никто
так до конца и не понял той необыкновенной
тайны его души, которой наполнены его
произведения.

Значительную
часть своей жизни Гоголь провел в
Петербурге. Это не могло не отразиться на
его произведениях. В очень многих из них
присутствует образ Петербурга. Гоголь
написал даже целый цикл петербургских
повестей. И везде это таинственный
волшебный город, полный всякой чертовщины.
Здесь легко оживают дома и вещи, люди ходят
и разговаривают сами с собой, а
обыкновенный нос может запросто убежать от
своего хозяина и разъезжать по городу в
экипаже, словно чиновник. Владимир Набоков
писал: “Главный город России был выстроен
гениальным деспотом на болоте и на костях
рабов, гниющих в этом болоте: тут-то и корень
его странности — и его изначальный порок”.
Петербург у Гоголя — это нереальное,
призренное царство чинов и вещей, царство
роскоши и власти, где “маленькие люди”
исчезают бесследно, не оставляя о себе
никакой памяти.
Одним из
первых произведений Гоголя, в которых
присутствует образ Петербурга, является
повесть “Ночь перед Рождеством”, вошедшая
в цикл “Вечера на хуторе близ Диканьки”.
Здесь мы видим Петербург глазами Вакулы,
словно в ад прилетевшего сюда на черте.
Петербург представляется нам чем-то
невероятным. Вакула просто ошеломлен его
сиянием и громыханием. Гоголь показывает
Петербург через звуки и свет. Стук копыт,
звук колес, дрожь мостов, свист снега, крики
извозчиков, полет карет и саней — просто
невероятное мелькание и суета. В этом
сказочном мире Вакуле кажется, что оживают
даже дома и смотрят на него со всех сторон.
Возможно, похожие впечатления испытывал и
сам Гоголь, когда впервые приехал в
Петербург. О необычайно ярком свете,
который исходил от фонарей, Вакула говорит:
“Боже ты мой, какой свет! У нас днем не
бывает так светло”. Дворец здесь просто
сказочный. Все вещи в нем удивительные: и
лестница, и картина; и даже замки. Люди во
дворце тоже сказочные: все в атласных
платьях или золотых мундирах. Вакула видит
один блеск и больше ничего. В “Ночи перед
Рождеством” Петербург яркий,
ослепительный, оглушающий и невероятный во
всем.
Совсем
другим выглядит Петербург в комедии “Ревизор”.
Здесь он уже гораздо более реален. В нем нет
той сказочности, которая присутствует в “Ночи
перед Рождеством”, это уже практически
настоящий город, в котором чины и деньги
решают все. В “Ревизоре” мы встречаем два
рассказа о Петербурге — Осина и Хлестакова.
В первом случае это рассказ о нормальном
Петербурге, который видит слуга мелкого
чиновника. Он не описывает какой-нибудь
невероятной роскоши, но говорит о реальных
развлечениях, доступных ему и его хозяину:
театры, танцующие собаки и катание на
извозчике. Ну а что ему нравится больше
всего, так это то, что все люди
разговаривают очень вежливо: “Галантерейное,
черт возьми, обхождение!” Совсем другой
Петербург рисует нам Хлестаков. Это уже не
Петербург с купцами и танцующими собаками,
а Петербург с чинопочитанием и
невообразимой роскошью. Это Петербург
мечты мелкого чиновника, который хочет
стать генералом и пожить на широкую ногу.
Если сначала он просто присваивает себе чин
повыше, то в конце его рассказа он уже
практически фельдмаршал, и его преувеличения
достигают поистине невероятных масштабов:
суп, приехавший на пароходе из Парижа,
семисотрублевый арбуз. В общем, Петербург в
мечтах Хлестакова — это город, где у него
много денег и высокий чин, поэтому он живет
в роскоши и все его боятся и почитают.
Несколько
другим изображен Петербург в повести “Шинель”.
Это город, в котором “маленькие люди”
пропадают бесследно. В нем одновременно
существуют улицы, где и ночью светло, как
днем, с живущими на них генералами, и улицы,
где помои выливают прямо из окон, тут
обитают башмачкины. Переход от одних улиц к
другим Гоголь изобразил через их освещение
и шинели чиновников: если на бедняцких
улицах освещение “тощее” и воротник на
шинели из куницы редкость, то чем ближе к
богатым районам, тем ярче становится свет
фонарей и тем чаще попадаются бобровые
воротники. В “Шинели” описывается
свободное времяпрепровождение мелких
чиновников и других бедных людей. Так,
некоторые шли в театр или на улицу, другие
на вечер, а третьи к какому-нибудь другому
чиновнику поиграть в карты и попить чаю.
Дворовые же и “всякие” люди сидели по
вечерам в небольших лавочках, проводя время
за болтовней и сплетнями. Обо всем этом
Гоголь рассказывает в противопоставление
Акакию Акакиевичу, у которого все
развлечение заключалось в переписывании
бумаг. Богатые люди тоже ездят в театр,
гуляют по улицам, играют в карты, только
билеты они покупают подороже, одеваются
получше и, играя в карты, пьют не только чай,
но и шампанское.
Это словно
два мира одного города. Они очень похожи, но
в то же время различий между ними не меньше.
Эти два мира встречаются в кабинете у
значительного лица в качестве Акакия
Акакиевича и самого значительного лица. И
во время этой встречи значительное лицо
одним своим видом и голосом чуть не убило
несчастного Акакия Акакиевича. Так и
богатая часть города при помощи своих денег
полностью подчиняет себе бедную. Бедная
часть Петербурга — это словно тень второй,
богатой части. Они имеют схожие очертания,
но тень сера и не красочна, тогда как сам
богатый город переливается всеми цветами
радуги.
Самый
невероятный Петербург Гоголь изобразил в “Мертвых
душах”. Это абсолютно нереальный
дьявольский город. Здесь мосты, словно
черти, висят в воздухе, не касаясь земли.
Шторы и гардины кусаются. Это, как говорит
почтмейстер, сказочная Шехерезада. Этот
Петербург словно центр земли: здесь как
будто собрались все страны мира. Ковры
почтмейстер называет Персией, а не
персидскими. В приемной Копейкин боится
толкнуть локтем Америку или Индию:
почтмейстер, правда, говорит, что это вазы,
но ведь сроду ни в Америке, ни в Индии ваз
фарфоровых не делали. Обедает же капитан в
“Лондоне”. Люди здесь тоже разные: и
русские, и французы, и англичане. Кругом все
утопает в роскоши: зеркала, мрамор, вазы,
серебряная посуда, арбуз за сто рублей.
Кругом какое-то дьявольское нагромождение
людей и вещей. Да и самого Копейкина
почтмейстер сравнивает то с совой, то с
пуделем, то
с чертом. Даже швейцар здесь похож на моржа.
От всего этого создается впечатление, что
Петербург — это дьявольский город, в
котором “начальник” — полноправный
правитель, хотя и существует .“высшее
начальство”. У него в приемной сидят не
только бедные люди,
вроде Копейкина, но и “эполеты” и “аксельбанты”.
Петербург
“Мертвых душ” — это странный призрак
настоящего города, это именно тот город на
костях, про который написал Набоков. В нем
вещи такие же живые, как и люди. Петербург
необыкновенный город. С одной стороны, это
холодный, мрачный каменный город, но с
другой — это центр культуры. Петербург
часто затопляла Нева, словно смывая с него
накопившиеся пороки.
Внутренний
мир Петербурга может видеть не каждый, а
только немногие, особенные люди. Одним из
таких людей и был Гоголь. Он увидел в этом
городе то, что веками не замечали живущие
здесь люди. Набоков писал: “Петербург
обнаружил всю свою причудливость, когда по
его улицам стал гулять самый причудливый
человек во всей России”.