ПОХОЖДЕНИЯ ЧИЧИКОВА

— Держи, держи, дурак! — кричал Чичиков Селифану.
— Вот я тебя палашом! — кричал скакавший
навстречу фельдъегерь, с усами в аршин. — Не видишь,
леший дери твою душу, казенный экипаж.
ПРОЛОГ

Диковинный сон… Будто бы в царстве теней, над входом в котороемерцает неугасимая лампада с надписью «Мертвые души», шутник-Сатана открылдвери. Зашевелилось мертвое царство и потянулась из него бесконечнаявереница.

Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом экипаже, Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фитинья...

А самым последним тронулся он — Павел Иванович Чичиков в знаменитойсвоей бричке.

И двинулась вся ватага на Советскую Русь и произошли в ней тогдаизумительные происшествия. А какие — тому следуют пункты. 1

Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по московскимбуеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:

— Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обеими глазами по пузырюв копну величиною! Испакостил, изгадил репутацию так, что некуда носапоказать. Ведь ежели узнают, что я — Чичиков, натурально, в два счетавыкинут к чертовой матери! Да еще хорошо, как только выкинут, а то еще, храни бог, на Лубянке насидишься. А все Гоголь, чтоб ни ему, ни егородне...

И размышляя таким образом, въехал в ворота той самой гостиницы, изкоторой сто лет тому назад выехал.

Все решительно в ней было по прежнему: из щелей выглядывали тараканыи даже их как-будто больше сделалось, но были и некоторые измененьица. Такнапример, вместо вывески «Гостиница» висел плакат с надписью: «Общежитие Nтакой-то» и, само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь дажепонятия не имел.

— Комнату!

— Ордер пожалте!

Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.

— Управляющего!

Трах! Управляющий старый знакомый: дядя Лысый Пимен, который некогдадержал «Акульку», а теперь открыл на Тверской кафе на русскую ногу снемецкими затеями: аршадами, бальзамами и, конечно, с проститутками. Гостьи управляющий облобызались, шушукнулись, и дело наладилось в миг безвсякого ордера. Закусил Павел Иванович, чем бог послал, и полетелустраиваться на службу. 2

Являлся всюду и всех очаровал поклонами несколько набок иколоссальной эрудицией, которой всегда отличался.

— Пишите анкету.

Дали Павлу Ивановичу анкетный лист в аршин длины, и на нем стовопросов самых каверзных: откуда, да где был, да почему?..

Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал всю анкету кругом.Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.

— Ну, — подумал, — прочитают сейчас, что за сокровище, и...

И ничего ровно не случилось.

Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых попала она в руки барышнирегистраторши, которая распорядилась ею по обычаю: провела вместовходящего по исходящему и затем немедленно ее куда-то засунула, так чтоанкета как в воду канула.

Ухмыльнулся Чичиков и начал служить. 3

А дальше пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся Чичиков и видит, куда ни плюнь, свой сидит. Полетел в учреждение, где пайки де выдают, ислышит:

— Знаю я вас, Скалдырников: возьмете живого кота, обдерете, да идаете на паек! А вы дайте мне бараний бок с кашей. Потому что лягушку вашупайковую, мне хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот и гнилой селедкитоже не возьму!

Глянул — Собакевич!

Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И ведьполучил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему второй отвалили; был простой — дали ударный. Мало! Дали какой-то бронированный. Слопал иеще потребовал. И со скандалом потребовал! Обругал всех христопродавцами, сказал, что мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет и что естьодин только порядочный человек делопроизводитель, да и тот, если сказатьправду, свинья!

Дали академический.

Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует, моментально и самустроился. Но конечно, превзошел и Собакевича. На себя получил, нанесуществующую жену с ребенком, на Селифана, на Петрушку, на того самогодядю, о котором Бетрищеву рассказывал, на старуху-мать, которой на светене было. И всем академические. Так что продукты к нему стали возить нагрузовике.

А наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в другиеучреждения, получать места.

Пролетая как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил Ноздрева.Тот первым долгом сообщил, что он уже продал и цепочку и часы. И точно, ничасов, ни цепочки на нем не было. Но Ноздрев не унывал. Рассказал, какповезло ему на лотерее, когда он выиграл полфунта постного масла, ламповоестекло и подметки на детские ботинки, но как ему потом не повезло и он, канальство, еще своих шестьсот миллионов доложил. Рассказал, как предложилВнешторгу поставить за границу партию настоящих кавказских кинжалов. Ипоставил. И заработал бы на этом тьму, если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах надпись «Мастер Савелий Сибиряков» и всеих забраковали. Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным, якобы из Франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышенсамогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что стал уверять, что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры, голубой автомобиль с золотом иордер на помещение в здании с колоннами.

Когда же зять его Мижуев выразил сомнение, обругал его, но неСофроном, а просто сволочью.

Одним словом надоел Чичикову до того, что тот не знал, как и ноги отнего унести.

Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться внешнейторговлей. 4

Так он и сделал. И опять анкету написал и начал действовать и показалсебя во всем блеске. Баранов в двойных тулупах водил через границу, а подтулупами брабантские кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах иневесть в каких местах.

И в самом скором времени появились у него пятьсот апельсиновкапиталу.

Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что желает снять варенду некое предприятие и расписал необыкновенными красками, какие отэтого государству будут выгоды.

В учреждении только рты расстегнули — выгода, действительно, выходилаколоссальная. Попросили указать предприятие. Извольте. На Тверскомбульваре, как раз против Страстного монастыря, перейдя улицу и называется- Пампушь на Твербуле. Послали запрос куда следует: есть ли там такаяштука. Ответили: есть и всей Москве известна. Прекрасно.

— Подайте техническую смету.

У Чичикова смета уже за пазухой.

Дали в аренду.

Тогда Чичиков, не теряя времени полетел куда следует:

— Аванс пожалте.

— Представьте ведомость в трех экземплярах с надлежащими подписями иприложением печатей.

Двух часов не прошло, представил и ведомость. По всей форме. Печатейстолько, как в небе звезд. И подписи налицо.

— За заведующего — Неуважай-Корыто, за секретаря — Кувшинное Рыло, запредседателя тарифно-расценочной комиссии — Елизавета Воробей.

— Верно. Получите ордер.

Кассир только крякнул, глянув на итог.

Расписался Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.

А затем в другое учреждение:

— Пожалте под товарную ссуду.

— Покажите товары.

— Сделайте одолжение. Агента позвольте.

— Дать агента.

Тьфу! И агент знакомый: ротозей Емельян.

Забрал его Чичиков и повез. Привел в первый попавшийся подвал ипоказывает. Видит Емельян — лежит несметное количество продуктов.

— М-да… И все ваше?

— Все мое.

— Ну, — говорит Емельян, — поздравляю вас в таком случае. Вы даже немильонщик, а трильонщик.

А Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил масла в огонь:

— Видишь, — говорит, — автомобиль в ворота с сапогами едет? Так этотоже его сапоги.

А потом вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и показывает.

— Видишь магазины? Так это все его магазины. Все что по эту сторонуулицы — все его. А что по ту сторону — тоже его. Трамвай видишь? Его.Фонари?.. Его. Видишь? Видишь?

И вертит его во все стороны.

Так что Емельян взмолился:

— Верю! Вижу… Только отпусти душу на покаяние.

Поехали обратно в учреждение.

Там спрашивают:

— Ну что?

Емельян только рукой махнул:

— Это говорит неописуемо!

— Ну раз неописуемо — выдать ему N+1 миллиардов. 5

Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный характер. Умунепостижимо, что он вытворял. Основал трест для выделки железа издеревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел пайщиком в огромныйкооператив и всю Москву накормил колбасой из коррекция дохлого мяса.Помещица Коробочка, услышав, что теперь в Москве «все разрешено», пожелаланедвижимость приобрести: он вошел в компанию с Замухрышкиным иУтешительным и продал ей Манеж, что против университета. Взял подряд наэлектрификацию города, от которого в три года никуда не доскачешь, и войдяв контакт с бывшим городничим, разметал какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку, а на счет денег, отпущенных наэлектрификацию, написал, что их у него отняли банды капитана Копейкина.Словом произвел чудеса.

И по Москве вскоре загудел слух, что Чичиков — трильонщик. Учрежденияначали рвать его к себе нарасхват в спецы. Уже Чичиков снял за 5миллиардов квартиру в пять комнат, уже Чичиков обедал и ужинал в «Ампире». 6

Но вдруг произошел крах.

Погубил же Чичикова, как правильно предсказал Гоголь, Ноздрев, априкончила Коробочка. Без всякого желания сделать ему пакость, а просто впьяном виде, Ноздрев разболтал на бегах и про деревянные опилки, и о том, что Чичиков снял в аренду несуществующее предприятие, и все это заключилсловами, что Чичиков жулик, и что он бы его расстрелял.

Задумалась публика, и как искра побежала крылатая молния.

А тут еще дура Коробочка вперлась в учреждение расспрашивать, когдаей можно будет в Манеже булочную открыть. Тщетно уверяли ее, что Манежказенное здание и что ни купить его, ни что-нибудь открывать в нем нельзя,- глупая баба ничего не понимала.

А слухи о Чичикове становились все хуже и хуже. Начали недоумевать, что такое за птица этот Чичиков, и откуда он взялся. Появились сплетни, одна другой зловещее, одна другой чудовищней. Беспокойство вселилось всердца. Зазвенели телефоны, начались совещания. комиссия построения вкомиссию наблюдения, комиссия наблюдения в жилотдел, жилотдел внаркомздрав, наркомздрав в главкустпром, главкустпром в наркомпрос, наркомпрос в пролеткульт, и т.д.

Кинулись к Ноздреву. Это, конечно было глупо. Все знали, что Ноздревлгун, что Ноздреву нельзя верить ни в одном слове. Но Ноздрева призвали ион ответил по всем пунктам.

Объявил, что Чичиков действительно взял в аренду несуществующеепредприятие, и что он, Ноздрев, не видит причины, почему бы не взять, ежели все берут? На вопрос: уж не белогвардейский ли шпион Чичиков, ответил, что шпион и что его недавно хотели даже расстрелять, но почему тоне расстреляли. На вопрос: не делал ли Чичиков фальшивых бумажек, ответил, что делал и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: Как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые знаки, Чичиков снялквартиру на Марьиной Роще и выпустил оттуда фальшивых знаков на 18миллиардов и при этом на два дня раньше, чем вышли настоящие, а когда туданагрянули и опечатали квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивыезнаки с настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие знакифальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков обменял своимиллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу, Ноздрев ответил, что этоправда, и что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, а если быне он, ничего бы и не вышло.

После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми. Видятникакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И неизвестно, чем бывсе это кончилось, если бы не нашелся среди всей компании один. ПравдаГоголя он тоже как и все и в руки не брал, но обладал маленькой дозойздравого смысла.

Он воскликнул:

— А знаете, кто такой Чичиков?

И когда все хором грянули:

— Кто?

Он произнес гробовым голосом:

— Мошенник. 7

Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету. Повходящему. Нету. В шкапу — нету. К регистраторше. — Откуда я знаю? У ИванГригорьича.

— Где?

— Не мое дело. Спросите у секретаря и т.д. и т.д.

И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг — она.

Стали читать и обомлели.

Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание? Гоголевскийперсонаж. Чем занимался до революции? Скупкой мертвых душ. Отношение квоинской повинности? Ни то ни се, ни черт знает что. К какой партиипринадлежит? Сочувствующий (а кому — неизвестно). Был ли под судом? Волнистый зигзаг. Адрес? Поворотя во двор, в третьем этаже направо, спросить в справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.

Собственноручная подпись? Обмокни!!!

Прочитали и окаменели.

Крикнули инструктора Бобчинского:

— Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и во двор, где его товары, может там что откроется!

Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.

— Чрезвычайное происшествие!

— Ну!

— Никакого предприятия там нету, это он адрес памятника Пушкинууказал. И запасы не его, а «Ара».

Тут все взвыли:

— Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!!! Выходит, теперича, ловить его надо!

И стали ловить. 8

Пальцем в кнопку ткнули:

— Курьера.

Отворилась дверь и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже давно отошели поступил курьером в учреждение.

— Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.

Петрушка сказал:

— Слушаю-с.

Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно потерял.

Позвонили Селифану в гараж:

— Машину срочно.

— Чичас.

Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами, натянул на себякуртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел и полетел.

Какой же русский не любит быстрой езды?!

Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на Лубянку пришлосьему выбирать между трамваем и зеркальным окном магазина. Селифан в течениеодной терции времени выбрал второе, от трамвая увернулся и, как вихрь, своплем: «Спасите! » въехал в магазин через окно.

Тут даже у Тентетникова, который заведовал всеми Селифанами иПетрушками, лопнуло терпение:

Уволить обоих к свиньям!

Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на местоПетрушки — Плюшкинского Прошку, на место Селифана — ГригорияДоезжай-Не-Доедешь.

А дело тем временем кипело дальше!

— Авансовую ведомость!

— Извольте.

— Попросить сюда Неуважая-Корыто.

Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому назадвычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился сейчас же послеэтого, так как делать ему в ней было больше решительно нечего.

— Кувшинное Рыло!

Уехал куда-то на куличку инструктировать губотдел.

Принялись тогда за Елизавета Воробья. Нет такого! Есть правда, машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник заместителя младшегоделопроизводителя замзавгоротдел Воробей, но он не Елизавета!

Прицепились к машинистке:

— Вы?!

— Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с твердым знаком, аразве я с твердым? Совсем наоборот...

И в слезы. Оставили в покое.

А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник Самосвистовдал знать Чичикову стороной, что по делу началась возня и, понятное дело, Чичикова и след простыл.

И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо, никакого, конечно, справочного бюро не оказалось, а была там заброшенная иразрушенная столовая общественного питания. И вышла к приехавшим уборщицаФетинья и сказала, что никого нетути.

Рядом, правда, поворотя налево, нашли нашли справочное бюро, носидела там не штаб-офицерша Подточина, а какая-то Подстега Сидоровна и, само собой разумеется, не знала не только Чичиковского адреса, но и своегособственного. 9

Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того, что и черт внем никакого вкуса не отыскал. Несуществующая аренда перемешалась сопилками, брабантские кружева с электрификацией, Коробочкина покупка сбриллиантами. Влип в дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующийротозей Емельян и беспартийный вор Антошка, открылась какая-то панама спайками Собакевича. И пошла писать губерния!

Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу ипутешествия по сундукам и дело о подложных счетах за разъезды.

(По одному ему оказалось замешано до 50000 лиц) и проч. и проч.Словом, началось черт знает что. И те у кого миллиарды из-под носавыписали и те, кто их должны были отыскать, метались в ужасе и передглазами был только один непреложный факт:

— Миллиарды были и исчезли.

Наконец встал какой-то дядя Митяй и сказал:

— Вот что, братцы… Видно, не миновать нам следственную комиссиюназначить. 10

И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий бог намашине, я и сказал:

— Поручите мне.

Изумились:

— А вы… того… сумеете?

А я:

— Будьте покойны.

Поколебались. Потом красным чернилом:

— Поручить.

— Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!)

Полетели со всех сторон ко мне 35 тысяч мотоциклистов:

— Не угодно ли чего?

А я им:

— Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам справлюсь.Единолично.

Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:

— Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону подать!

— Так что подать невозможно… телефон сломался.

— А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не мотался, повесить на нем того, кто докладывает!!

Батюшки! Что тут началось!

— Помилуйте-с… что вы-с… сию… хе-хе… минутку… эй! Мастеров! Проволоки! Сейчас починят.

В два счета починили и подали.

И я рванул дальше:

— Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать мне списки! Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы сами очутитесь в спискахпокойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова — регистраторша? В шею! УлинькаБетрищева — машинистка? В шею! Собакевич? Взять его! У вас служит негодяйМурзофейкин? Шулер утешительный? Взять!!! И того, что их назначил — тоже! Схватить его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина, Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал… в минуту! Всекунду!!! Кто подписал ведомость? Подать его каналью!!! Со дна морядостать!!

Гром пошел по пеклу...

— Вот черт налетел! И откуда такого достали?!

А я:

— Чичикова мне сюда!!

— Н… н… невозможно сыскать. Они скрымшись...

— Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.

— Помил...

— Молчать!!

— Сию минуточку… сию… повремените секундочку. Ищут-с.

И через два мгновения нашли!

И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах и рвал на себе волосы ифренч и уверял, что у него нетрудоспособная мать.

— Мать?!.. — гремел я, — мать?.. Где миллиарды? Где народные деньги?! Вор!!! Взрезать его мерзавца! У него бриллианты в животе!

Вскрыли его. Тут они.

— Все?

— Все-с.

— Камень на шею и в прорубь!

И стало тихо и чисто.

И я по телефону:

— Чисто.

А мне в ответ:

— Спасибо. Просите, чего хотите.

Так я и взметнулся около телефона. И чуть было не выложил в трубкувсе смутные предположения, которые давно уже терзали меня:

«Брюки… фунт сахару… лампу в 25 свечей… »

Но вдруг вспомнил, что порядочный литератор должен быть бескорыстен, увял и пробормотал в трубку:

— Ничего, кроме сочинений Гоголя в переплете, каковые сочинения мнойнедавно проданы на толчке.

И… бац! У меня на столе золотообрезный Гоголь!

Обрадовался я Николаю Васильевичу, который не раз утешал меня вхмурые бессонные ночи, до того, что рявкнул:

— Ура!

И… ЭПИЛОГ

… Конечно, проснулся. И ничего: ни Чичикова, ни Ноздрева и, главноеГоголя…

— Э-хе-хе, — подумал я себе и стал одеваться, и вновь пошла передомной по-будничному щеголять жизнь.