Образ и характер Вялова
Фигура Тихона Вялова — крестьянина, потом землекопа, потом дворника Артамоновых — самая сложная в повести и (во всяком случае, до финала, когда многое проясняется) — фигура загадочная. М. Горького беспокоило, что критики, говоря о повести, «всегда забывают отметить фигуру Тихона Вялова, а она не зря воткнута в жизнь Артамоновых» что ни один из них «не отметил в «Деле Артамоновых» Тихона Вялова — мужика, который остается при всех условиях мужиком, не приемлющим городской культуры»2. М. Горький даже заметил однажды, что в повести Тихон — «главный ее герой» 3. (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Образ и характер Вялова в романе Дело Артамоновых. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.) В «Деле Артамоновых» есть немало эпизодов, объясняющих, почему писатель мог так выразиться. Проходя через все повествование, Тихон Вялов является самым неприятным и ненавистным человеком для Петра, который тем не менее часто повторяет «Тихоновы слова». Вялов одновременно и притягивает к себе, и отталкивает брата Петра — калеку Никиту, влияя на всю его судьбу (Никита идет в монастырь, чтобы отмаливать грехи Артамоновых, но, вопреки «пожеланию» Л. Н. Толстого, утрачивает веру). Именно от Тихона идут первые толчки, отодвигающие Илью-младшего от отца и от «дела». «Что за человек Тихон? — спрашивает Петр.— На все вокруг падает его тень, его слова звучат в ребячливых речах сына, его мыслями околдован брат». Мысли Тихона раскрываются в целой серии изречений, многие из которых посвящены «делу» — делу вообще и артамоновскому в особенности: «Дело, как плесень в погребе,— своей силой растет»; «Дело — перила человеку; по краю ямы ходим, за них держимся»; «Делам черт Каина обучил...»; «Человек — нитку прядет, черт— дерюгу ткет, так оно, без конца, и идет» и т. д. Много раз говорится о «мерцающих» глазах Вялова — они мерцают, когда он смотрит на Артамоновых, особенно — па Илью-старшего. В самом деле: что за человек Тихон?
Критики сперва обходили эту фигуру, а когда стали присматриваться к ней —далеко не сразу раскрыли ее сущность. Некоторые пришли к выводу, что в лице Тихона Вялова дан обобщенный образ крестьянской массы. При этом возникло представление о простой и ясной расстановке сил в повести: Артамоновы — буржуазия, Морозовы — рабочий класс, Вялов — крестьянство. Но такому широкому толкованию образа Тихона противоречит хотя бы то, что он «с рабочими груб, как полицейский, они его не любят...». Правда, таков он в представлении Петра Артамонова — в представлении явно необъективном. Однако Тихон сам говорит о себе в финале повести: «А я, как был, в стороне...» Разве так мог бы сказать о себе представитель всей крестьянской массы? Некоторые критики увидели разгадку в том, что М. Горький действительно хотел изобразить в Вялове всю крестьянскую массу, но изобразил ее неверно, с тем скептицизмом, который был источником ошибок писателя, допущенных им в оценке крестьянства в 1917—1918 годах.
ом, который был источником ошибок писателя, допущенных им в оценке крестьянства в 1917—1918 годах. Однако текст повести свидетельствует о том, что автор «Дела Артамоновых» отнюдь не выдавал Тихона за типичного представителя крестьянской массы. Никита с полным правом говорит о Тихоне, что его «обидел кто-то, и он оторвался от всех, как разоренный». Сам Тихон рассказывает в финале, что он, наблюдая за Артамоновыми, утратил те убеждения, которыми жил прежде: «Веры… лишили вы меня; не знаю, как теперь и умереть мне. Загляделся на вас, беси...» В критике был высказан и такой взгляд на Вялова, что он не только не является представителем массы, но прямо враждебен ей, что он «доносит» хозяину на рабочих. Но это уже совсем несерьезно: ни на кого Тихон не «доносит», и нельзя не чувствовать, какой глубокий и подлинно народный характер имеет растущий в нем гнев против мира Артамоновых. Приходится снова задать вопрос: что же за человек Тихон?
Высоко оценивая русскую классическую литературу, М. Горький «упрекал» некоторых ее представителей в том, что они, рисуя крестьянскую массу, сосредоточили внимание на кротких, христолюбивых людях, подобных Платону Каратаеву из романа Л. Н. Толстого «Война и мир», но прошли мимо таких выходцев из крестьянства, как волевые, жадные до жизни «стяжатели-строители». В «Деле Артамоновых» М. Горький противопоставил друг другу людей двух этих разных типов, прежде всего — Илью Артамонова-старшего и Тихона Вялова, о котором говорил, что это — «видоизмененный тип Платона Каратаева». Илья и Тихон вышли оба из среды патриархального крестьянства, но один из них разрушает патриархальную неподвижность, а другой мучительно переживает это разрушение. М. Горький соглашался с мнением тех, кто «считает Вялова законным… противопоставлением Артамоновым, как «дельцам», воплотителям активного отношения к действительности» Значит ли это, что Тихон — отрицательный герой, воплощающий пассивное, консервативное начало? Нет, все обстоит гораздо сложнее. Совершая исторически прогрессивное дело, Илья-старший хладнокровно ступает по головам людей — таких, как Тихон и как тысячи ему подобных. В самом конце повести выясняется, что Илья был убийцей брата Тихона и что Тихон пошел служить к Артамоновым, побуждаемый вначале лишь желанием отомстить за брата. Но это желание сменилось у Вялова другим: попять, кто такие Артамоновы, в чем их сила и слабость, откуда придет к ним возмездие за все их дела.
И происходит нечто на первый взгляд парадоксальное, но в сущности глубоко закономерное. В продолжателе «дела» Петре, все больше страшащемся этого «дела», пробуждается тоска по утраченному патриархальному «раю». Он говорит: «В деревне — проще, спокойнее жить...»; «Не наше бы это дело, фабрика. Нам бы лучше податься в степи, купить там землю, крестьянствовать. Шума-то было бы меньше, а толку — больше...». Нетрудно найти причину такого настроения. Она — в тревоге, вызванной тем, что рабочие все меньше похожи на своих предков — патриархальных крестьян, что они «теряют крестьянскую выносливость» (в данном случае под выносливостью подразумеваются терпение и покорность).
теряют крестьянскую выносливость» (в данном случае под выносливостью подразумеваются терпение и покорность). Вот почему Петра Артамонова начинают притягивать к себе реакционные стороны религиозно-философской проповеди Льва Толстого. Коптев кричит Петру: «Какое вам дело до графа, вам, вам? Граф этот — последний вздох деревенской России...»
А в это время Платой Каратаев перестает быть Платоном Каратаевым: Тихон Вялов утрачивает черты покорности и непротивления, испытывая все больший гнев против тех, кто строит свое благополучие на угнетении миллионов людей. При всей консервативности и обреченности попыток крестьянской патриархальной массы остановить развитие капитализма, глубоко справедливым был се протест против капиталистического хищничества. И хотя Тихон еще по согласен с «затеями» революционеров, хотя оп еще далек от коллективизма передовых рабочих, хотя ему пока присуща психология «единоличника» («Работай каждый на себя, тогда ничего не будет, никакого зла») и присуще стремление к «упрощению» жизни («Все человечьи муки от малости») — позиция соглядатая, свидетеля на суде истории все больше заменяется у пего позицией обвинителя и судьи. Мог ли думать Лев Толстой, обсуждая с М. Горьким замысел его будущего произведения, что в этом произведении, которое станет ярким свидетельством непреходящего значения великой школы толстовского реализма, будет, помимо всего прочего, показан конец «толстовщины», конец самой почвы, рождавшей такие учения?
Сосредоточив в «Деле Артамоновых» внимание на упадке и гибели «дела», М. Горький дал лишь в отдельных эпизодах изображение всего того, что стало причиной этой гибели. Он даже сократил многое уже написанное и закрепленное в ранних редакциях повести, но уводившее в сторону от главной темы. Представление о скомканности ее заключительной части, возможно, не возникало бы, если бы речь здесь шла не только о судьбах Якова и Мирона, но и о совсем другой судьбе единственного представителя артамоновской семьи, вырвавшегося из процесса распада и вырождения: Ильи-младшего. В тех редакциях повести, которые предшествовали окончательной, о молодом Илье говорилось гораздо больше; был целый эпизод его временного приезда домой после Февральской революции и освобождения из сибирской ссылки. Это не было «возвращением блудного сына». В родной семье всё оказывалось для молодого революционера совершенно чуждым, и он покидал ее навсегда. На прощанье Илья говорил отцу: «Ничего тут не поделаешь… я иначе думать не могу, ты тоже, конечно, не можешь иначе». И когда отец спрашивал его: «Куда ты?» — Илья отвечал: «В Москву, к своему делу» '. Однако М. Горький отказался от этого эпизода, чтобы не уводить повествование слишком далеко от основной темы.
Эта тема получает свое завершение в словах красногвардейца Захара Морозова, которые слышит Петр Артамонов в конце своей жизни и в которых звучит приговор всему старому миру: «Назад, товарищи, оборота нет и не будет для нас...»
В цитированной статье В. И. Ленина «Рабочий класс инеомальтузианство» сказано: «Мы — пессимисты насчет крепостничества, капитализма и мелкого производства, но мы — горячие оптимисты насчет рабочего движения и его целей».
неомальтузианство» сказано: «Мы — пессимисты насчет крепостничества, капитализма и мелкого производства, но мы — горячие оптимисты насчет рабочего движения и его целей». Вот так и М. Горький был пессимистом насчет Артамоновых и их «дела», по горячим оптимистом насчет революции и творящих ее масс, насчет людей труда, которым он посвятил лучшие страницы цикла «По Руси» и многих других своих произведений. Это они, их борьба, их стремления и цели дали ему право сказать: «Превосходная должность — быть на земле человеком».
До того как написать рассказ «Рождение человека», где прозвучали эти слова, М. Горький вспоминал об описанном в нем эпизоде в беседах со многими людьми. В частности, он рассказал об этом случае И. Л. Бунину, когда они смотрели в майскую ночь 1910 года на
Кометы грозной и хвостатой
Ужасный призрак в вышине, — как писал позднее о взволновавшем и встревожившем всех пришельце из космоса Александр Блок. Почему этот «ужасный призрак» пробудил у М. Горького воспоминание о рождении «человека неизвестной судьбы»? Наверное, именно возникшие в связи с кометой мрачные пророчества о близости мировой катастрофы, о наступающей гибели Земли вызвали у великого писателя желание рассказать эту историю — историю глубоко трагическую и вместе с тем полную радостной веры в будущее Человека.
Этой верой было проникнуто все творчество М. Горького.
Критики сперва обходили эту фигуру, а когда стали присматриваться к ней —далеко не сразу раскрыли ее сущность. Некоторые пришли к выводу, что в лице Тихона Вялова дан обобщенный образ крестьянской массы. При этом возникло представление о простой и ясной расстановке сил в повести: Артамоновы — буржуазия, Морозовы — рабочий класс, Вялов — крестьянство. Но такому широкому толкованию образа Тихона противоречит хотя бы то, что он «с рабочими груб, как полицейский, они его не любят...». Правда, таков он в представлении Петра Артамонова — в представлении явно необъективном. Однако Тихон сам говорит о себе в финале повести: «А я, как был, в стороне...» Разве так мог бы сказать о себе представитель всей крестьянской массы? Некоторые критики увидели разгадку в том, что М. Горький действительно хотел изобразить в Вялове всю крестьянскую массу, но изобразил ее неверно, с тем скептицизмом, который был источником ошибок писателя, допущенных им в оценке крестьянства в 1917—1918 годах.
ом, который был источником ошибок писателя, допущенных им в оценке крестьянства в 1917—1918 годах. Однако текст повести свидетельствует о том, что автор «Дела Артамоновых» отнюдь не выдавал Тихона за типичного представителя крестьянской массы. Никита с полным правом говорит о Тихоне, что его «обидел кто-то, и он оторвался от всех, как разоренный». Сам Тихон рассказывает в финале, что он, наблюдая за Артамоновыми, утратил те убеждения, которыми жил прежде: «Веры… лишили вы меня; не знаю, как теперь и умереть мне. Загляделся на вас, беси...» В критике был высказан и такой взгляд на Вялова, что он не только не является представителем массы, но прямо враждебен ей, что он «доносит» хозяину на рабочих. Но это уже совсем несерьезно: ни на кого Тихон не «доносит», и нельзя не чувствовать, какой глубокий и подлинно народный характер имеет растущий в нем гнев против мира Артамоновых. Приходится снова задать вопрос: что же за человек Тихон?
Высоко оценивая русскую классическую литературу, М. Горький «упрекал» некоторых ее представителей в том, что они, рисуя крестьянскую массу, сосредоточили внимание на кротких, христолюбивых людях, подобных Платону Каратаеву из романа Л. Н. Толстого «Война и мир», но прошли мимо таких выходцев из крестьянства, как волевые, жадные до жизни «стяжатели-строители». В «Деле Артамоновых» М. Горький противопоставил друг другу людей двух этих разных типов, прежде всего — Илью Артамонова-старшего и Тихона Вялова, о котором говорил, что это — «видоизмененный тип Платона Каратаева». Илья и Тихон вышли оба из среды патриархального крестьянства, но один из них разрушает патриархальную неподвижность, а другой мучительно переживает это разрушение. М. Горький соглашался с мнением тех, кто «считает Вялова законным… противопоставлением Артамоновым, как «дельцам», воплотителям активного отношения к действительности» Значит ли это, что Тихон — отрицательный герой, воплощающий пассивное, консервативное начало? Нет, все обстоит гораздо сложнее. Совершая исторически прогрессивное дело, Илья-старший хладнокровно ступает по головам людей — таких, как Тихон и как тысячи ему подобных. В самом конце повести выясняется, что Илья был убийцей брата Тихона и что Тихон пошел служить к Артамоновым, побуждаемый вначале лишь желанием отомстить за брата. Но это желание сменилось у Вялова другим: попять, кто такие Артамоновы, в чем их сила и слабость, откуда придет к ним возмездие за все их дела.
И происходит нечто на первый взгляд парадоксальное, но в сущности глубоко закономерное. В продолжателе «дела» Петре, все больше страшащемся этого «дела», пробуждается тоска по утраченному патриархальному «раю». Он говорит: «В деревне — проще, спокойнее жить...»; «Не наше бы это дело, фабрика. Нам бы лучше податься в степи, купить там землю, крестьянствовать. Шума-то было бы меньше, а толку — больше...». Нетрудно найти причину такого настроения. Она — в тревоге, вызванной тем, что рабочие все меньше похожи на своих предков — патриархальных крестьян, что они «теряют крестьянскую выносливость» (в данном случае под выносливостью подразумеваются терпение и покорность).
теряют крестьянскую выносливость» (в данном случае под выносливостью подразумеваются терпение и покорность). Вот почему Петра Артамонова начинают притягивать к себе реакционные стороны религиозно-философской проповеди Льва Толстого. Коптев кричит Петру: «Какое вам дело до графа, вам, вам? Граф этот — последний вздох деревенской России...»
А в это время Платой Каратаев перестает быть Платоном Каратаевым: Тихон Вялов утрачивает черты покорности и непротивления, испытывая все больший гнев против тех, кто строит свое благополучие на угнетении миллионов людей. При всей консервативности и обреченности попыток крестьянской патриархальной массы остановить развитие капитализма, глубоко справедливым был се протест против капиталистического хищничества. И хотя Тихон еще по согласен с «затеями» революционеров, хотя оп еще далек от коллективизма передовых рабочих, хотя ему пока присуща психология «единоличника» («Работай каждый на себя, тогда ничего не будет, никакого зла») и присуще стремление к «упрощению» жизни («Все человечьи муки от малости») — позиция соглядатая, свидетеля на суде истории все больше заменяется у пего позицией обвинителя и судьи. Мог ли думать Лев Толстой, обсуждая с М. Горьким замысел его будущего произведения, что в этом произведении, которое станет ярким свидетельством непреходящего значения великой школы толстовского реализма, будет, помимо всего прочего, показан конец «толстовщины», конец самой почвы, рождавшей такие учения?
Сосредоточив в «Деле Артамоновых» внимание на упадке и гибели «дела», М. Горький дал лишь в отдельных эпизодах изображение всего того, что стало причиной этой гибели. Он даже сократил многое уже написанное и закрепленное в ранних редакциях повести, но уводившее в сторону от главной темы. Представление о скомканности ее заключительной части, возможно, не возникало бы, если бы речь здесь шла не только о судьбах Якова и Мирона, но и о совсем другой судьбе единственного представителя артамоновской семьи, вырвавшегося из процесса распада и вырождения: Ильи-младшего. В тех редакциях повести, которые предшествовали окончательной, о молодом Илье говорилось гораздо больше; был целый эпизод его временного приезда домой после Февральской революции и освобождения из сибирской ссылки. Это не было «возвращением блудного сына». В родной семье всё оказывалось для молодого революционера совершенно чуждым, и он покидал ее навсегда. На прощанье Илья говорил отцу: «Ничего тут не поделаешь… я иначе думать не могу, ты тоже, конечно, не можешь иначе». И когда отец спрашивал его: «Куда ты?» — Илья отвечал: «В Москву, к своему делу» '. Однако М. Горький отказался от этого эпизода, чтобы не уводить повествование слишком далеко от основной темы.
Эта тема получает свое завершение в словах красногвардейца Захара Морозова, которые слышит Петр Артамонов в конце своей жизни и в которых звучит приговор всему старому миру: «Назад, товарищи, оборота нет и не будет для нас...»
В цитированной статье В. И. Ленина «Рабочий класс инеомальтузианство» сказано: «Мы — пессимисты насчет крепостничества, капитализма и мелкого производства, но мы — горячие оптимисты насчет рабочего движения и его целей».
неомальтузианство» сказано: «Мы — пессимисты насчет крепостничества, капитализма и мелкого производства, но мы — горячие оптимисты насчет рабочего движения и его целей». Вот так и М. Горький был пессимистом насчет Артамоновых и их «дела», по горячим оптимистом насчет революции и творящих ее масс, насчет людей труда, которым он посвятил лучшие страницы цикла «По Руси» и многих других своих произведений. Это они, их борьба, их стремления и цели дали ему право сказать: «Превосходная должность — быть на земле человеком».
До того как написать рассказ «Рождение человека», где прозвучали эти слова, М. Горький вспоминал об описанном в нем эпизоде в беседах со многими людьми. В частности, он рассказал об этом случае И. Л. Бунину, когда они смотрели в майскую ночь 1910 года на
Кометы грозной и хвостатой
Ужасный призрак в вышине, — как писал позднее о взволновавшем и встревожившем всех пришельце из космоса Александр Блок. Почему этот «ужасный призрак» пробудил у М. Горького воспоминание о рождении «человека неизвестной судьбы»? Наверное, именно возникшие в связи с кометой мрачные пророчества о близости мировой катастрофы, о наступающей гибели Земли вызвали у великого писателя желание рассказать эту историю — историю глубоко трагическую и вместе с тем полную радостной веры в будущее Человека.
Этой верой было проникнуто все творчество М. Горького.