Образ и характеристика Ниловны в романе «Мать»
Роман Горького называется «Мать», и уже это говорит о том, что Ниловна является, наряду с Павлом, его центральным персонажем. Если «Мать» — это во многом произведение о мучительном процессе изживания в людях рабских чувств покорности и страха, о сложном процессе превращения человека из жертвы в борца, то Ниловна в этом отношении — наиболее яркий и убедительный пример. Путь Ниловны к новому сложен и противоречив. Человеку, тем более женщине, испытывавшей особенно тяжелый гнет, прожившей большую часть жизни в страхе и покорности, не так просто было понять правду новых людей, не так просто было освободиться от старого. В образе Ниловны показано сложное взаимосплетение разноречивых чувств и стремлений. Едва ли не главную роль, особенно в первой части романа, играет преодоление старых представлений — веры в бога, неверия в людей и страха перед ними. Ибо прошлое учило её, что люди ненавидят друг друга, во всяком случае — должны ненавидеть, по законам собственнического мира. Страх перед людьми стал для нее привычным чувством. И только иные люди — не такие, каких знала до сих пор мать,— смогли привить ей иные чувства, иную веру.
Узнав товарищей Павла, Ниловна задумалась над тем, что они говорили, «и привыкла соглашаться с их мыслями». Но это лишь первые шаги по новой, непроторенной дороге. Соглашаясь, она еще «в глубине души не верила, что они могут перестроить жизнь по-новому и что хватит у них силы привлечь на свой огонь рабочий народ». Но вот она увидела, какое беспокойство у властей вызвали листовки, которые распространял Павел и его друзья, и к опасению матери за участь сына прибавилась гордость за него. И это уже не только материнское чувство.
Слушая речь Павла на митинге по поводу «болотной копейки», наблюдая уважительное отношение к нему со стороны рабочих, мать постепенно стала привыкать к мысли, что эти смелые люди сумеют сплотить вокруг себя рабочий народ. И опять же — не простым материнским утешением были слова Ниловны подавленному неудачей Павлу: «Сегодня не поняли — завтра поймут».
После ареста Павла, доставляя на фабрику листовки, Ниловна увидела, с какой жадностью читают рабочие горячее слово правды. Она все чаще слышит от простых людей пугавшие её когда-то слова — «бунт», «социалисты», «политика», и вера её в революционеров окрепла, более того — она слилась с верой в народ. Одновременно, поверив в народ и его руководителей, Ниловна окончательно поверила в возможность победы революции. Это открытие преобразило её.
И вот на первомайской демонстрации она — рядом с сыном. Писатель фиксирует внимание на очень важной зрительной детали: мать неотрывно смотрит? на Павла и знамя над ним, с гордостью говорит: «Который несет знамя — это мой сын!» Кажется, что в этот момент она ничего не видит — только знамя революции и рядом с ним — сына. А после разгона демонстрации Ниловна поднимает обломок древка с лоскутом красного знамени и уносит с поля боя. И люди, «повинуясь неясной силе, тянувшей их за матерью, не торопясь шли за нею». В этой символической сцене, завершающей первую часть романа, мать предстает как соратница революционеров, поднявшая уроненное в бою знамя.
ой символической сцене, завершающей первую часть романа, мать предстает как соратница революционеров, поднявшая уроненное в бою знамя.
Деление романа на две части во многом связано с духовным ростом Ниловны, и это не противоречит сказанному выше: ведь в образе матери раскрыто обновление всего народа революцией. Если в конце первой части Ниловна еще верит в Христа, то уже в первой главе второй части Горький рассказывает о символическом сне матери, который раскрыл ей глаза на попов и церковь. Поп во сне Ниловны предстал как охранитель старых порядков, она видела его рядом с солдатами, направившими на нее штыки. И, проснувшись, она первый раз в жизни не помолилась. Хорошо передано психологическое состояние женщины, которая освободилась не от простого, а от духовного бремени: «в сердце было пусто». Если б Горький сказал — «легко», это было б фальшью, ибо для Пелагеи Ниловны нелегко расстаться с религией, потому она и почувствовала пустоту.
Как видим, духовный перелом произошел не скоро, процесс преодоления старого был длительным и трудным, но с этого момента Ниловна окончательно связала свою судьбу с соратниками Павла. Она непосредственно включается в революционную борьбу, через нее осуществляется связь с деревней. От той ‘; робкой, запуганной женщины, которая даже ходила боком, какой показана Ниловна в начале романа, не осталось и следа. Апофеозом матери-революционерки явилась её предельно лаконичная, страстная речь на вокзале во время ареста — призыв к народу объединиться для решительной схватки с царизмом.
Образ Ниловны — большая удача Горького. Можно без преувеличения сказать, что вся мировая литература даже попытки не делала показать такой колоссальный духовный рост простой женщины. Лишь после горьковского романа мы увидели подобное у М. Андерсена-Нексе, А. Зегерс, Ж. Амаду и других писателей. Горький увидел такую женщину в гуще народа и раскрыл её характер как символ воскресения народной массы. Не так просто было заметить таких людей среди женщин, тем более не просто было показать Ниловну как типическое явление. Даже критик-большевик В. Боровский подверг сомнению не только революционность Ниловны, но и само существование таких матерей, обнаружив во взгляде на роман Горького понимание типического как массовидного, сформировавшегося. (Заметим, что в статье о Бунине (1911), размышляя о герое «Деревни» Тихоне Красове, Боровский правильно трактовал проблему художественного обобщения). В статье «Максим Горький» (1910) критик писал: «Возрождение Ниловны и вся её деятельность определяется всецело и исключительно любовью к сыну» ‘. На этом основании Боровский отказывается считать Ниловну революционеркой, рассматривая её только как мать, и этим объясняет даже неудачу (!?) романа: «…центр внимания переносится с действительных непосредственных деятелей на деятеля посредственного»
Действительно, Ниловна вступила в борьбу из любви к сыну. Это был первый стимул. Но вскоре самым важным становится для нее дело Павла и его товарищей, дело всего народа.
сего народа. Иногда первым толчком к революционной деятельности Ниловны считают арест сына. Однако мы уже видели, что еще до ареста Павла она становится его помощником, еще до ареста она увидела его правду. Непосредственно к «делу» Ниловна приобщается как боец, заменивший выбывшего из строя, хотя и вступила она на этот путь с естественной для новичка, тем более женщины, робостью и неуверенностью.
Горький в своих произведениях часто прибегает к приему лейтмотивов. В раскрытии духовного мира Ниловны этот прием использован особенно интересно. Обращение писателя к одному и тому же слову, описание одного и того же чувства матери на разных этапах её пути помогает показать внутреннее движение характера, поскольку чувство приобретает новое содержание, слово наполняется новым смыслом.
Одним из лейтмотивов в изображении Ниловны является мотив страха и его преодоления. И вот присмотритесь — что происходит с робкой женщиной по мере приобщения к делу сына. Вначале она всего боялась, «всю жизнь в страхе жила», её привычным состоянием было «тревожное ожидание побоев», поэтому всегда была напряжена, двигалась как-то боком… И вот — первый новый порыв. Мать узнает, что Павел включился в борьбу: «Она выпрямилась, насторожилась, ожидая чего-то важного», и «ей стало страшно — за сына». Но тут же к чувству страха присоединяется чувство гордости. А вскоре новое содержание приобретает и чувство страха — писатель все чаще употребляет слово «тревога».
Итак, страх за сына трансформируется в тревогу за сына, за его товарищей, за общее дело. Страх же перед врагами сменяется чувством презрения к ним. Особенно хорошо чувства матери переданы в сцене суда. В Павле и его соратниках по партии Ниловна увидела подлинную жизнь, духовное здоровье. Те же, кто судил, воспринимаются ею как мертвецы, и она испытывает к ним омерзение. Именно после суда она делает важный для себя итог: «Теперь уж — не страшно…»
Узнав товарищей Павла, Ниловна задумалась над тем, что они говорили, «и привыкла соглашаться с их мыслями». Но это лишь первые шаги по новой, непроторенной дороге. Соглашаясь, она еще «в глубине души не верила, что они могут перестроить жизнь по-новому и что хватит у них силы привлечь на свой огонь рабочий народ». Но вот она увидела, какое беспокойство у властей вызвали листовки, которые распространял Павел и его друзья, и к опасению матери за участь сына прибавилась гордость за него. И это уже не только материнское чувство.
Слушая речь Павла на митинге по поводу «болотной копейки», наблюдая уважительное отношение к нему со стороны рабочих, мать постепенно стала привыкать к мысли, что эти смелые люди сумеют сплотить вокруг себя рабочий народ. И опять же — не простым материнским утешением были слова Ниловны подавленному неудачей Павлу: «Сегодня не поняли — завтра поймут».
После ареста Павла, доставляя на фабрику листовки, Ниловна увидела, с какой жадностью читают рабочие горячее слово правды. Она все чаще слышит от простых людей пугавшие её когда-то слова — «бунт», «социалисты», «политика», и вера её в революционеров окрепла, более того — она слилась с верой в народ. Одновременно, поверив в народ и его руководителей, Ниловна окончательно поверила в возможность победы революции. Это открытие преобразило её.
И вот на первомайской демонстрации она — рядом с сыном. Писатель фиксирует внимание на очень важной зрительной детали: мать неотрывно смотрит? на Павла и знамя над ним, с гордостью говорит: «Который несет знамя — это мой сын!» Кажется, что в этот момент она ничего не видит — только знамя революции и рядом с ним — сына. А после разгона демонстрации Ниловна поднимает обломок древка с лоскутом красного знамени и уносит с поля боя. И люди, «повинуясь неясной силе, тянувшей их за матерью, не торопясь шли за нею». В этой символической сцене, завершающей первую часть романа, мать предстает как соратница революционеров, поднявшая уроненное в бою знамя.
ой символической сцене, завершающей первую часть романа, мать предстает как соратница революционеров, поднявшая уроненное в бою знамя.
Деление романа на две части во многом связано с духовным ростом Ниловны, и это не противоречит сказанному выше: ведь в образе матери раскрыто обновление всего народа революцией. Если в конце первой части Ниловна еще верит в Христа, то уже в первой главе второй части Горький рассказывает о символическом сне матери, который раскрыл ей глаза на попов и церковь. Поп во сне Ниловны предстал как охранитель старых порядков, она видела его рядом с солдатами, направившими на нее штыки. И, проснувшись, она первый раз в жизни не помолилась. Хорошо передано психологическое состояние женщины, которая освободилась не от простого, а от духовного бремени: «в сердце было пусто». Если б Горький сказал — «легко», это было б фальшью, ибо для Пелагеи Ниловны нелегко расстаться с религией, потому она и почувствовала пустоту.
Как видим, духовный перелом произошел не скоро, процесс преодоления старого был длительным и трудным, но с этого момента Ниловна окончательно связала свою судьбу с соратниками Павла. Она непосредственно включается в революционную борьбу, через нее осуществляется связь с деревней. От той ‘; робкой, запуганной женщины, которая даже ходила боком, какой показана Ниловна в начале романа, не осталось и следа. Апофеозом матери-революционерки явилась её предельно лаконичная, страстная речь на вокзале во время ареста — призыв к народу объединиться для решительной схватки с царизмом.
Образ Ниловны — большая удача Горького. Можно без преувеличения сказать, что вся мировая литература даже попытки не делала показать такой колоссальный духовный рост простой женщины. Лишь после горьковского романа мы увидели подобное у М. Андерсена-Нексе, А. Зегерс, Ж. Амаду и других писателей. Горький увидел такую женщину в гуще народа и раскрыл её характер как символ воскресения народной массы. Не так просто было заметить таких людей среди женщин, тем более не просто было показать Ниловну как типическое явление. Даже критик-большевик В. Боровский подверг сомнению не только революционность Ниловны, но и само существование таких матерей, обнаружив во взгляде на роман Горького понимание типического как массовидного, сформировавшегося. (Заметим, что в статье о Бунине (1911), размышляя о герое «Деревни» Тихоне Красове, Боровский правильно трактовал проблему художественного обобщения). В статье «Максим Горький» (1910) критик писал: «Возрождение Ниловны и вся её деятельность определяется всецело и исключительно любовью к сыну» ‘. На этом основании Боровский отказывается считать Ниловну революционеркой, рассматривая её только как мать, и этим объясняет даже неудачу (!?) романа: «…центр внимания переносится с действительных непосредственных деятелей на деятеля посредственного»
Действительно, Ниловна вступила в борьбу из любви к сыну. Это был первый стимул. Но вскоре самым важным становится для нее дело Павла и его товарищей, дело всего народа.
сего народа. Иногда первым толчком к революционной деятельности Ниловны считают арест сына. Однако мы уже видели, что еще до ареста Павла она становится его помощником, еще до ареста она увидела его правду. Непосредственно к «делу» Ниловна приобщается как боец, заменивший выбывшего из строя, хотя и вступила она на этот путь с естественной для новичка, тем более женщины, робостью и неуверенностью.
Горький в своих произведениях часто прибегает к приему лейтмотивов. В раскрытии духовного мира Ниловны этот прием использован особенно интересно. Обращение писателя к одному и тому же слову, описание одного и того же чувства матери на разных этапах её пути помогает показать внутреннее движение характера, поскольку чувство приобретает новое содержание, слово наполняется новым смыслом.
Одним из лейтмотивов в изображении Ниловны является мотив страха и его преодоления. И вот присмотритесь — что происходит с робкой женщиной по мере приобщения к делу сына. Вначале она всего боялась, «всю жизнь в страхе жила», её привычным состоянием было «тревожное ожидание побоев», поэтому всегда была напряжена, двигалась как-то боком… И вот — первый новый порыв. Мать узнает, что Павел включился в борьбу: «Она выпрямилась, насторожилась, ожидая чего-то важного», и «ей стало страшно — за сына». Но тут же к чувству страха присоединяется чувство гордости. А вскоре новое содержание приобретает и чувство страха — писатель все чаще употребляет слово «тревога».
Итак, страх за сына трансформируется в тревогу за сына, за его товарищей, за общее дело. Страх же перед врагами сменяется чувством презрения к ним. Особенно хорошо чувства матери переданы в сцене суда. В Павле и его соратниках по партии Ниловна увидела подлинную жизнь, духовное здоровье. Те же, кто судил, воспринимаются ею как мертвецы, и она испытывает к ним омерзение. Именно после суда она делает важный для себя итог: «Теперь уж — не страшно…»