АНАЛИЗ IV ДЕЙСТВИЯ ПЬЕСЫ
Добрые" дела, которые творит Лука в ночлежке, и есть своего рода прилаживание к нуждам «ближних». Краткие диалоги старика с его «подопечными», повторяясь, переплетаясь между собой, сообщают пьесе напряженное внутреннее движение: растут призрачные надежды несчастных. А когда начинается крушение разожженных им иллюзий — цепная реакция трагедий (Наташу калечит Василиса, Пепел убивает Костыпева. убийцу арестовывают), Лука незаметно исчезает (конец III акта).
Трудно представить другой столь же сильный исход опасной деятельности «соболезнователя», Однако Горький не ограничивает драму этим локальным выводом, IV действие раскрывает серьезные последствия пережитого, поскольку, по выражению Сатина, старик «проквасил нам сожителем». Брожение некогда ленивой мысли «босяков» интересует писателя. Настя и Актер впервые сознательно и гневно развенчивают своих однокашников. Клещ тоже впервые спокойно рассуждает о правде. Татарин мечтает о времени, которое душе «даст свой закон, новый». Но дело даже не в этих конкретных моментах. Всех охватывает беспокойство: как, чем жить? Барон выражает общее состояние. Сознавшись, что он раньше «никогда и
ничего не понимал», жил, «как во сне», он раздумчиво замечает: "… ведь зачем-нибудь я родился...«Тоже недоумение связывает всех.
Складывается совсем не похожая на предшествующую атмосфера общения. Люди слушают друг друга. Если и звучит брань, то она — знак внутреннего надлома. Соответственно меняется структура диалога. Исчезает былая фрагментарность, появляется линия его развития и монологические, развернутые высказывания.
Отнюдь нельзя сказать, что персонажи в IV акте становятся качественно иными. Горький не допускает натяжек. Все участники. Сатин в том числе, даны в момент краткого болезненного раздумья, которое ничего не изменит в их судьбе. Это не снижает значения слов Сатина: они давно копились в его душе.
Сатин, верно расценив примирение Луки с сущим, оправдавшего „ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего <...> и обвинила умирающих с голода“, делает неожиданный вывод: „Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное-дело его рук и его мозга“. И хотя для Сатина его сожители „тупы, как кирпичи“, он, по большому счету, отстаивает их, как всех людей, достоинство и возможности. Простая истина завораживает говорящего и слушателей. Ее несовместимость с собственным положением не выдерживает Актер, обрывая собственную жизнь.
По-прежнему темна и грязна ночлежка (но в подвале снята перегородка! — бытовая деталь — символ). В ней поселяется теперь новое чувство взаимосвязанности. Приход Бубнова усиливает это впечатление. „Где народ?“ — восклицает он и предлагает „петь… всю ночь“. В песне — »… мне и хочется на волю, да цепь порвать я не могу..."-обитатели ночлежки хотят отрыдать свою бесславную судьбу. Вот почему Сатин откликается на известие о самоубийстве Актера резкими словами: «Эк… испортил песню… дурак!» Эта реплика имеет и другой акцент. Она как бы продолжает гневные речиСатина о его сожителях: «тупы, как кирпичи».
Сатина о его сожителях: «тупы, как кирпичи». Уход из жизни Актера — снова шаг человека, не выдержавшего правды.
Каждый из последних трех актов «На дне» кончается чьей-нибудь смертью, 6 финале II действия Сатин кричит; «Мертвецы не слышат!» Прозябание «босяков» мало чем отличается от смерти, Движение драмы сопряжено с пробуждением «живых трупов», их слуха, эмоций. Именно здесь заключен главный гуманный, нравственный смысл пьесы, хотя она и венчается трагическим аккордом.
В IV действии Сатин произносит речь о гордом человеке. И даже когда Сатин спорит со стариком, тот соглашается с ним: «Надо уважать человека!»
Лука спускается в ночлежку из большого широкого мира. Его сошествие знаменует собой надежду. Он учит обитателей чужим и непонятным вещам. Вот его беседа с Наташей о Ваське Пепле: «Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе поверит...»
Недаром, когда он поднимается из мутной дряни коростылевской жизни и уходит навсегда, в четвертом акте образуется поразительная пустота, и в ней неожиданно повисают обитатели. И они начинают говорить, спорить, ругаться о старике. И Сатин неожиданно понимает, зачем был Лука: «Старик? Он — умница?.. Он… подействовал на меня, как кислота на старую монету».
Однако жизнь кандалами висит на несчастных старожилах, путает их мысли, мешает дышать. Они неподвижны, неспособны к добру, состраданию, но они словно проснулись, заговорили о правде, человеке, Боге, свободе. Они подбадривают друг друга, и они в восхищении от проснувшейся способности мыслить. «Браво? Прекрасно сказано! Я согласен!»
Трудно представить другой столь же сильный исход опасной деятельности «соболезнователя», Однако Горький не ограничивает драму этим локальным выводом, IV действие раскрывает серьезные последствия пережитого, поскольку, по выражению Сатина, старик «проквасил нам сожителем». Брожение некогда ленивой мысли «босяков» интересует писателя. Настя и Актер впервые сознательно и гневно развенчивают своих однокашников. Клещ тоже впервые спокойно рассуждает о правде. Татарин мечтает о времени, которое душе «даст свой закон, новый». Но дело даже не в этих конкретных моментах. Всех охватывает беспокойство: как, чем жить? Барон выражает общее состояние. Сознавшись, что он раньше «никогда и
ничего не понимал», жил, «как во сне», он раздумчиво замечает: "… ведь зачем-нибудь я родился...«Тоже недоумение связывает всех.
Складывается совсем не похожая на предшествующую атмосфера общения. Люди слушают друг друга. Если и звучит брань, то она — знак внутреннего надлома. Соответственно меняется структура диалога. Исчезает былая фрагментарность, появляется линия его развития и монологические, развернутые высказывания.
Отнюдь нельзя сказать, что персонажи в IV акте становятся качественно иными. Горький не допускает натяжек. Все участники. Сатин в том числе, даны в момент краткого болезненного раздумья, которое ничего не изменит в их судьбе. Это не снижает значения слов Сатина: они давно копились в его душе.
Сатин, верно расценив примирение Луки с сущим, оправдавшего „ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего <...> и обвинила умирающих с голода“, делает неожиданный вывод: „Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное-дело его рук и его мозга“. И хотя для Сатина его сожители „тупы, как кирпичи“, он, по большому счету, отстаивает их, как всех людей, достоинство и возможности. Простая истина завораживает говорящего и слушателей. Ее несовместимость с собственным положением не выдерживает Актер, обрывая собственную жизнь.
По-прежнему темна и грязна ночлежка (но в подвале снята перегородка! — бытовая деталь — символ). В ней поселяется теперь новое чувство взаимосвязанности. Приход Бубнова усиливает это впечатление. „Где народ?“ — восклицает он и предлагает „петь… всю ночь“. В песне — »… мне и хочется на волю, да цепь порвать я не могу..."-обитатели ночлежки хотят отрыдать свою бесславную судьбу. Вот почему Сатин откликается на известие о самоубийстве Актера резкими словами: «Эк… испортил песню… дурак!» Эта реплика имеет и другой акцент. Она как бы продолжает гневные речиСатина о его сожителях: «тупы, как кирпичи».
Сатина о его сожителях: «тупы, как кирпичи». Уход из жизни Актера — снова шаг человека, не выдержавшего правды.
Каждый из последних трех актов «На дне» кончается чьей-нибудь смертью, 6 финале II действия Сатин кричит; «Мертвецы не слышат!» Прозябание «босяков» мало чем отличается от смерти, Движение драмы сопряжено с пробуждением «живых трупов», их слуха, эмоций. Именно здесь заключен главный гуманный, нравственный смысл пьесы, хотя она и венчается трагическим аккордом.
В IV действии Сатин произносит речь о гордом человеке. И даже когда Сатин спорит со стариком, тот соглашается с ним: «Надо уважать человека!»
Лука спускается в ночлежку из большого широкого мира. Его сошествие знаменует собой надежду. Он учит обитателей чужим и непонятным вещам. Вот его беседа с Наташей о Ваське Пепле: «Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе поверит...»
Недаром, когда он поднимается из мутной дряни коростылевской жизни и уходит навсегда, в четвертом акте образуется поразительная пустота, и в ней неожиданно повисают обитатели. И они начинают говорить, спорить, ругаться о старике. И Сатин неожиданно понимает, зачем был Лука: «Старик? Он — умница?.. Он… подействовал на меня, как кислота на старую монету».
Однако жизнь кандалами висит на несчастных старожилах, путает их мысли, мешает дышать. Они неподвижны, неспособны к добру, состраданию, но они словно проснулись, заговорили о правде, человеке, Боге, свободе. Они подбадривают друг друга, и они в восхищении от проснувшейся способности мыслить. «Браво? Прекрасно сказано! Я согласен!»