Лука и Сатин в пьесе «На дне»
В недавнем прошлом Сатин, «представитель истинного гуманизма», противопоставлялся Луке, которому отводилась роль сторонника «ложного гуманизма», хотя еще Луначарский в статье «М.Горький» сближал проповеди Луки и Сатина. Эти две фигуры действительно противостоят, но в иной плоскости, а в той, где их обычно ставили друг против друга, они скорей являются союзниками. Рассмотрим проблему подробней. В статье «Существует только человек», где дается характеристика основным персонажам пьесы, занимает свое особое место и Сатин. Приведем здесь некоторые отзывы о нем: «Просто „обременяет землю“ прежде всего сам Сатин», «Он барственно равнодушен к людям», «Сатин проповедует презрение к нравственным ценностям», «Отуманивая людей громкой фразой, он подсовывает им оправдание аморальности», «Ставя в центр своей философии понятие „свободный человек“, доводимое до крайности: „свободный от всего“,- он становится идеологом „дна“, то есть утверждает „дно“ как норму существования, единственно достойную настоящего человека», «Он растлевает ночлежников, он препятствует их попыткам уйти со дна жизни», «Отнимите у Сатина его монологи, и останется Сатана».
Возможно, оценки Долженкова грешат крайностью, возможно, они в чем-то преувеличены, но, думается, суть их в общем-целом можно принять «за основу», тем более, что к каждому тезису можно найти подкрепляющие примеры в тексте пьесы. И такая фигура, естественно, резко противостоит мягкому, внимательному, заботливому образу Луки. Но в споре о человеке, где эти герои противопоставлялись друг другу, они скорее союзники, нежели противники. Во всяком случае, точек соприкосновения у них можно обнаружить немало: «Человек! Это звучит гордо! Это великолепно! Не жалеть, не унижать его жалостью, а уважать человека надо!..»- восклицает Сатин. Но в отличие от этого персонажа, устремленного к идеалу Человека, Лука любил и уважал вполне конкретных людей. «Любить живых надо… живых»,- говорил он и добавлял: «Человек должен уважать себя»,- что смыкается с призывом Сатина.
Г.М.Ребель одна из первых заметила эту взаимосвязь. «Монолог этот (о Человеке Сатина.),- пишет она,- навеян Лукой, во многом продиктован Лукой, и даже, когда Сатин спорит со стариком, он, в сущности, соглашается с ним». Приводя же слова Сатина о том, что не нужно унижать человека жалостью, учительница продолжает: «Слова эти обычно трактуются как опровержение, даже ниспровержение одного из главных постулатов Луки: „Жалеть людей надо!“ Между тем именно Лука настойчиво внушал ночлежникам идею уважения к человеку. Что же касается жалости, то Сатин делает неслучайное и очень существенное уточнение: „Не жалеть… не унижать жалостью...“ Но унижает презрительная жалость, а так, по-доброму, искренне, как Лука, „человека пожалеть“ — »хорошо бывает".
uot; хорошо бывает".
Вера Луки в человека и его возможности была велика. «Кто ищет — найдет...- говорил он о лучшей жизни.- Кто крепко хочет — найдет!» А в другом месте: «Тюрьма добру не научит, и Сибирь не научит… а человек — научит!.. да! Человек может добру научить… очень просто!»- говорил он и проповедовал добро в силу своих возможностей.
Сам Сатин, признавался, что Лука подействовал на него, как кислота на старую монету, то есть очищающе. Можно ли найти пример более благотворного воздействия на человека? Отсюда его стремление защитить Луку: «Молчать! Вы — все — скоты! Дубье… молчать о старике!.. Старик — не шарлатан!.. Человек — вот правда! Он это понимал...»
Протест Сатина против утешительной лжи нельзя противопоставлять поведению Луки. Этот протест направлен по другому адресу — сугубо социальному: протест против лжи, которая, подобно смертоносной паутине, опутывает все общество. Поэтому в конце ХХ века, когда обозначилось крушение тоталитарной системы и стало ясно, что проблемы жизни людей «дна» на деле не были сняты советской властью. Повторим сказанное: «Сатинская формула: „Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!“ ныне звучит столь же своевременно, как и восемь десятилетий назад».
Возможно, оценки Долженкова грешат крайностью, возможно, они в чем-то преувеличены, но, думается, суть их в общем-целом можно принять «за основу», тем более, что к каждому тезису можно найти подкрепляющие примеры в тексте пьесы. И такая фигура, естественно, резко противостоит мягкому, внимательному, заботливому образу Луки. Но в споре о человеке, где эти герои противопоставлялись друг другу, они скорее союзники, нежели противники. Во всяком случае, точек соприкосновения у них можно обнаружить немало: «Человек! Это звучит гордо! Это великолепно! Не жалеть, не унижать его жалостью, а уважать человека надо!..»- восклицает Сатин. Но в отличие от этого персонажа, устремленного к идеалу Человека, Лука любил и уважал вполне конкретных людей. «Любить живых надо… живых»,- говорил он и добавлял: «Человек должен уважать себя»,- что смыкается с призывом Сатина.
Г.М.Ребель одна из первых заметила эту взаимосвязь. «Монолог этот (о Человеке Сатина.),- пишет она,- навеян Лукой, во многом продиктован Лукой, и даже, когда Сатин спорит со стариком, он, в сущности, соглашается с ним». Приводя же слова Сатина о том, что не нужно унижать человека жалостью, учительница продолжает: «Слова эти обычно трактуются как опровержение, даже ниспровержение одного из главных постулатов Луки: „Жалеть людей надо!“ Между тем именно Лука настойчиво внушал ночлежникам идею уважения к человеку. Что же касается жалости, то Сатин делает неслучайное и очень существенное уточнение: „Не жалеть… не унижать жалостью...“ Но унижает презрительная жалость, а так, по-доброму, искренне, как Лука, „человека пожалеть“ — »хорошо бывает".
uot; хорошо бывает".
Вера Луки в человека и его возможности была велика. «Кто ищет — найдет...- говорил он о лучшей жизни.- Кто крепко хочет — найдет!» А в другом месте: «Тюрьма добру не научит, и Сибирь не научит… а человек — научит!.. да! Человек может добру научить… очень просто!»- говорил он и проповедовал добро в силу своих возможностей.
Сам Сатин, признавался, что Лука подействовал на него, как кислота на старую монету, то есть очищающе. Можно ли найти пример более благотворного воздействия на человека? Отсюда его стремление защитить Луку: «Молчать! Вы — все — скоты! Дубье… молчать о старике!.. Старик — не шарлатан!.. Человек — вот правда! Он это понимал...»
Протест Сатина против утешительной лжи нельзя противопоставлять поведению Луки. Этот протест направлен по другому адресу — сугубо социальному: протест против лжи, которая, подобно смертоносной паутине, опутывает все общество. Поэтому в конце ХХ века, когда обозначилось крушение тоталитарной системы и стало ясно, что проблемы жизни людей «дна» на деле не были сняты советской властью. Повторим сказанное: «Сатинская формула: „Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!“ ныне звучит столь же своевременно, как и восемь десятилетий назад».