Смысл заключительного образа (львы) в повести «Старик и море»

Хотя писатель дает в «Старике» только самое существенное, сводя к минимуму число основных персонажей и реалий быта, там, где речь заходит о профессиональном мастерстве, он не жалеет деталей, вновь и вновь, даже когда читатель уже полностью убежден, демонстрирует трудовое умение старика. Разумеется, без такого акцентирования деталей «показ», остающийся одним из важнейших стилевых принципов Хемингуэя, не мог бы быть осуществлен. Но бесчисленные детали и подробности ловли имеют также содержательное значение. Старик Сантъяго принадлежит к числу неимущих, обретающих свое достоинство в труде.

Самоотверженный труд составляет содержание его жизни, в труде он обрел те качества, которыми восхищается читатель. В труде проявляется его отношение к жизни, к миру в целом, и в труде он получает возможность самовыражения. Труд в повести представлен как важнейшая основа человеческого бытия, и с мальчиком старика связало прежде всего то, что он передал ему свое трудовое умение. Формируя из мальчика рыбака, старик формирует и человека. Так человеческое и трудовое выступают в неразрывной связи, философски обобщаются. Даже в трагических обстоятельствах труд предстает на страницах повести в своем высокопоэтическом качестве. В отношении к труду проявляется то, что определяет основное разделение общества. Естественно, социальная тема также находит в повести многозначительное выражение.

В самом пространственном соотношении портретов неимущих трудящихся и имущих бездельников отразился взгляд Хемингуэя на фальшивый мир богатства. Вся повесть рисует величественный образ хозяина жизни, старика, но буквально нескольких строк достаточно, чтобы обнаружить жалкую сущность тех, кто в мире является всего лишь туристом. В «Иметь и не иметь» сцена «парада яхт» дает развернутую картину социального антагонизма. В «Старике» тот же антагонизм получает своеобразную трактовку. Фигуры безымянных туристов представляются жалкими, вызывают презрение в сравнении с фигурой старика. Полюсное положение этих персонажей наглядно выражается в том, что имущие не понимают происшедшего и не могут понять, не слушают объяснений. В их легкомыслии, поверхностности сквозит отсутствие подлинного интереса к чему бы то ни было, кроме самих себя. Автор бросает несколько презрительных слов, и перед нами предстают карлики, еще более жалкие оттого, что па них падает гигантская тень старика. Сюжет повести исключает развернутый анализ социального антагонизма, но в специфической сжатой форме, принятой в произведении, тема получает убедительное эмоциональное раскрытие.

Заключительные фразы повести настолько важны, что мы позволим себе вторично привести их: «Наверху, в своей хижине, старик опять спал. Он снова спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы». Эти строки непосредственно следуют за кратким эпизодом с туристами. Писатель монтирует концовку так, чтобы она оттеняла социальный контраст, но одновременно достигает и других целей'.,{«Присутствие мальчика у постели спящего старика вносит' разрешающую ноту в тему одиночества, в тему общности людей и преемственности поколений.

вносит' разрешающую ноту в тему одиночества, в тему общности людей и преемственности поколений. Львы — образ реальный и в то же время символический — составляют поэтический завершающий аккорд торжества победы над поражением, темы исторического оптимизма.

Черты образа Сантьяго позволяют обнаружить его ранних и более поздних, как, например, старик Ансельмо, предшественников в творчестве Хемингуэя. Эти черты общности интересны и сами по себе, но важнее то, что повесть в целом представляется связанной с некоторыми другими произведениями писателя, и в первую очередь с романом «По ком звонит колокол». В проблематике «Старика», в разработке «вечных» тем ощущается сходное отношение к жизни, представленной на этот раз в философско-обобщающем плане.

Но философский характер повести, расширение ее внутреннего содержания до границ всеобщности отразились и в ее стиле. Показательно изменился характер сравнений, на новом уровне произошло слияние взгляда автора и взгляда героя, осуществленное в несобственно-прямой речи, главное же — почти беспредельно расширилась показанная писателем перспектива. В этом расширении выявилась, замеченная М. Мендельсоном романтическая струя, опоэтизировавшая, безусловно, реалистическое повествование. Слияние реалистического и романтического начал, необходимое для раскрытия философской проблематики «Старика», наряду с виртуозным использованием обычного для Хемингуэя богатейшего арсенала средств художественного отображения, обеспечило изумительное эстетическое качество повести. Полное взаимопроникновение эстетического и этического превратило маленькую вещь в глубокое и совершенное произведение искусства.