Русские сочинения
-
Лесков Н.С.
-
Несмертельный Голован
-
Без великодушных идей человечество жить не может". Ф.М.Достоевский. (По одному из произведений русской литературы. — Н.С.Лесков. "Несмертельный Голован".)
Без великодушных идей человечество жить не может". Ф.М.Достоевский. (По одному из произведений русской литературы. — Н.С.Лесков. "Несмертельный Голован".)
Рассказы и повести, написанные в пору художнической зрелости Н. С. Лескова, дают достаточно полное представление обо всем его творчестве. Разные и о разном, они объединены «думой о судьбе России». Россия является здесь многоликой, в сложном переплетении противоречий, «убогой и обильной», «могучей и бессильной» одновременно. Во всех проявлениях национальной жизни, ее мелочах и анекдотах Лесков ищет «сердцевину целого». И находит ее чаще всего в чудаках и бедоносцах, как бы перекликаясь с Достоевским, писавшим в «Братьях Карамазовых», что чудак «не всегда частность и обособление, а, напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все каким-либо наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались».
Герой рассказа «Несмертельный Голован» — один из таких чудаков. «Несмертельность» простому смертному приписана народной молвой. Однако вопреки легенде уже в первой главке рассказа описана смерть Голована во всей ее неотвратимости и реальности: он «погиб во время так называемого в г. Орле „большого пожара“, утонув в кипящей ямине...». Противопоставляя легенде объективные факты, совлекая мистические покровы с мифа о «несмертельности» героя, повествователь предлагает читателю задуматься над загадкой, имеющей общечеловеческое значение. Почему простой смертный иногда становится легендарным героем, в силу каких причин «часть его большая, от тлена убежав», продолжает «жить в благодарной памяти»? Державинская цитата в тексте от повествователя вызывает дополнительные ассоциации с Горацием и пушкинским «Памятником», и тем самым рассказу о простом мужике сразу же придается масштабность и философичность.
Первый намек на разгадку тайны, постоянно «густевшей» вокруг Голована, несмотря на предельную чистоту и открытость его жизни, содержит небольшое уточнение: в «кипящую ямину» Голован попал, «спасая чью-то жизнь или чье-то добро». Каждая новая главка рассказа вносит свою долю в расшифровку художественного смысла понятия «несмертельный». И в итоге оказывается, что не посещающий церковь, «сумнительный в вере» Голован является истинным христианином и действительно принадлежит «храму творца-вседержителя», находясь в родстве со всем миром, строя свою жизнь по законам собственной совести, этот простой русский мужик достигает предельных нравственных высот, и именно ему дано познать «совершенную любовь».
«Тайна» Голована у всех перед глазами, но ее разгадка не становится достоянием молвы. Молва приписывает ему единственный «грех» — связь с чужой женой. На самом же деле Голован и Павлагея, многие годы живя под одной крышей и бесконечно любя друг друга, так и не смогли соединиться. Они так и не позволили себе переступить через другого человека, пусть самого «пустотного и вредного» — спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим.
отного и вредного" — спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим.
Легенда, творимая народом, тем не менее оказалась причастна истине. Во всеобщем тяготении к чуду проявляется потребность самой жизни в высоком, потребность, которая удовлетворяется только бескорыстным и от сердца идущим служением добру. Чудо в лесковском мире всегда идет об руку с жизненной практикой, потому что условием возникновения чудесного является у писателя человеческое деяние, совершаемое «не по службе, а по душе».
Герой рассказа «Несмертельный Голован» — один из таких чудаков. «Несмертельность» простому смертному приписана народной молвой. Однако вопреки легенде уже в первой главке рассказа описана смерть Голована во всей ее неотвратимости и реальности: он «погиб во время так называемого в г. Орле „большого пожара“, утонув в кипящей ямине...». Противопоставляя легенде объективные факты, совлекая мистические покровы с мифа о «несмертельности» героя, повествователь предлагает читателю задуматься над загадкой, имеющей общечеловеческое значение. Почему простой смертный иногда становится легендарным героем, в силу каких причин «часть его большая, от тлена убежав», продолжает «жить в благодарной памяти»? Державинская цитата в тексте от повествователя вызывает дополнительные ассоциации с Горацием и пушкинским «Памятником», и тем самым рассказу о простом мужике сразу же придается масштабность и философичность.
Первый намек на разгадку тайны, постоянно «густевшей» вокруг Голована, несмотря на предельную чистоту и открытость его жизни, содержит небольшое уточнение: в «кипящую ямину» Голован попал, «спасая чью-то жизнь или чье-то добро». Каждая новая главка рассказа вносит свою долю в расшифровку художественного смысла понятия «несмертельный». И в итоге оказывается, что не посещающий церковь, «сумнительный в вере» Голован является истинным христианином и действительно принадлежит «храму творца-вседержителя», находясь в родстве со всем миром, строя свою жизнь по законам собственной совести, этот простой русский мужик достигает предельных нравственных высот, и именно ему дано познать «совершенную любовь».
«Тайна» Голована у всех перед глазами, но ее разгадка не становится достоянием молвы. Молва приписывает ему единственный «грех» — связь с чужой женой. На самом же деле Голован и Павлагея, многие годы живя под одной крышей и бесконечно любя друг друга, так и не смогли соединиться. Они так и не позволили себе переступить через другого человека, пусть самого «пустотного и вредного» — спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим.
отного и вредного" — спившегося и опустившегося мужа Павлы, которого все остальные считали пропавшим.
Легенда, творимая народом, тем не менее оказалась причастна истине. Во всеобщем тяготении к чуду проявляется потребность самой жизни в высоком, потребность, которая удовлетворяется только бескорыстным и от сердца идущим служением добру. Чудо в лесковском мире всегда идет об руку с жизненной практикой, потому что условием возникновения чудесного является у писателя человеческое деяние, совершаемое «не по службе, а по душе».