Изложение романа Генрика Манна «Верноподданный»
Особенно ярко, своеобразно проявилось его сатирическое мастерство в «Верноподданном». Внешне этот роман построен как традиционный роман-биография, воссоздающий обязательные вехи жизненного пути заурядного немецкого буржуа: раннее детство, гимназия, столичный университет, уклонение от службы в армии, диплом доктора права, женитьба по расчету, политическая карьера в провинциальных масштабах…
Но Манн недаром назвал своего героя Дидерихом Гесслингом («хесслих» по-немецки означает: безобразный, отвратительный). Герой и его жизнь уродливы, страшны, это типичное порождение строя Германии того времени, в которой господствовал хищнический и разбойничий прусско-юнкерский империализм. Генрих Манн предугадал тип фашиста. «Роман изображает предшествующую стадию развития того типа, который затем достиг власти, — писал Манн позднее. — И лишь захват и использование власти позволили этому типу раскрыть полностью свою отвратительную сущность». Почти за 20 лет до того, как это произошло, писатель проницательно увидел этот тип в немецкой действительности и обнажил его духовную низость.
Главные черты Дидериха Гесслинга — пресмыкательство перед сильными и деспотизм по отношению к слабым. Они естественно соединяются в нем с жадностью, делячеством, враждебностью культуре и всякому творческому началу. Дидерих не нуждается ни в поэзии, ни в философии. «Немецкий народ, славу богу, больше не народ мыслителей и поэтов, — самодовольно утверждает Гесслинг, — он стремится к современным практическим целям… истинный немец — прежде всего человек дела».
Шаг за шагом прослеживает автор жизненную историю Дидериха. Уже в детстве его отличают трусость и пресмыкательство. «Когда ему случалось полакомиться или солгать, он до тех пор терся возле… конторки, ластясь и робко заглядывая отцу в глаза, пока господин Гесслинг, почуяв неладное, не снимал с© стены трость». В школе Дидерих повинуется строгим учителям, издевается над добродушными и с удовольствием рассказывает родителям о расправах с учениками, даже если он сам был жертвой, «ибо такова была его натура, что принадлежность к безличному целому… радовала его, и власть, холодная власть, в которой он сам участвовал, хотя бы в качестве страдающего лица, составляла его гордость».
Став студентом, он вступает в милитаристскую националистическую организацию «Новая Тевтония», члены которой проводили время главным образом в кабаках: «Он сразу почувствовал себя рожденным для этой роли… Пить или не пить, сидеть, стоять, говорить или петь — все это большей частью зависело не от него. Все делалось по команде, и тот, кто не отставал от нее, жил в мире с самим собой и со всем светом… К концу вечера у него появлялось ощущение, что все они — одно большое потеющее тело. Он растворился в корпорации, которая думала и хотела за него. И это делало его мужчиной, поднимало в собственных глазах». Г. Манн поистине предугадывает здесь изречения, вдалбливавшиеся фашистами в головы немецких солдат: «Фюрер думает за тебя», «Фюрер приказал, мы следуем за ним», «Германии нужны не поэты, а солдаты», «Интеллигенция — это отбросы нации» и т.
ем за ним», «Германии нужны не поэты, а солдаты», «Интеллигенция — это отбросы нации» и т. д. Дидерих испытывает «восторг самоуничижения».
Но он слишком любит себя, чтобы служить в армии; проливая лицемерные слезы, он симулирует болезнь, освобождающую его от военной службы. В свой родной Нециг (вымышленный писателем город) Дидерих возвращается после университета с самым победоносным видом. Усы его подняты кверху под прямым углом, как у кайзера Вильгельма II; душа верноподданного тешит себя этим сходством, достигнутым при помощи ухищрений столичного парикмахера.
Похоронив отца, Дидерих вступает во владение фабрикой. Нециг в этот момент находится как бы на осадном положении. Борьба за влияние в городе между буржуазно-либеральными и империалистическими кругами достигла последней стадии. Остатки либеральных настроений вытесняются наглым империалистическим духом, чему по мере сил способствует и Гес-слинг.
Дальнейшая жизненная практика Дидериха Гесслинга многократно подтверждает его неспособность на человечные побуждения. Раб и тиран одновременно, он ведет упорную изворотливую борьбу с конкурентами и «крамолой», не гнушаясь никакими подлостями и широко используя демагогию. Многократно и резко Генрих Манн обнажает контраст между претензиями Геслинга и его истинной сущностью.
Вот, например, сцена демонстрации безработных в Берлине: они шли «медленным, размеренным шагом», «молча стояли, засунув руки в карманы и подняв плечи под дождем, падавшим на их полинялые пальто». И тут верхом на лошади на,, дорогу выезжает кайзер. При виде его у Дидериха захватывает -дыхание, глаза светятся упоением победы, «как будто он сам проезжал мимо всех этих несчастных, которые давились собственным голодом». Он выбегает навстречу кайзеру, срывает с головы шляпу, широко раскрывает рот для приветствия, «но крика не последовало. Слишком круто остановившись, он поскользнулся и со всего размаху плюхнулся в лужу, задрав ноги среди мутных брызг…»
Или другая сцена. В Нециге открывают памятник императору. Все местные богатеи и немало именитых гостей из Берлина собрались на это торжество. Дидерих начинает произносить подготовленную им патетическую речь. Вдруг разражается гроза: гремит гром, сверкают молнии, на город обрушиваются потоки холодного ливня. Дидерих прячется под трибуной — вымокший до нитки, с обвисшими «кайзерскими» усами, он сидит там на корточках в грязной луже.
Вновь и вновь Генрих Манн в моменты, казалось бы, высшего торжества Дидериха Гесслинга в буквальном смысле швыряет его в грязь, символически выражая этим его грязную сущность и ничтожество. При этом писатель постоянно подчеркивает опасность, которую люди подобного типа представляют для судеб страны.
В связи с образом Гесслинга часто говорится о «назойливом запахе» трупного смрада: развивая традиции сатиры Гейне, Г. Манн изображает реакцию как гниение, отвратительные миазмы. И недаром в сцене грозы слышен мотив революционного возмездия: «…имущие и просвещенные попали в такой переплет, что им уже мерещились носящиеся над их головами
обломки ниспровергнутого строя вместе с огнем небесным… Господа офицеры пускали в ход оружие против всякого, кто вставал у них на пути… Вдобавок ко всему среди этого безнадежного хаоса полковой оркестр без конца играл “Славься в венке побед”, играл даже после того, как было смято военное оцепление, а вместе с ним и весь миропорядок, играл как на тонущем корабле, возвещая смертный страх и всеобщую погибель».
е мерещились носящиеся над их головами
обломки ниспровергнутого строя вместе с огнем небесным… Господа офицеры пускали в ход оружие против всякого, кто вставал у них на пути… Вдобавок ко всему среди этого безнадежного хаоса полковой оркестр без конца играл “Славься в венке побед”, играл даже после того, как было смято военное оцепление, а вместе с ним и весь миропорядок, играл как на тонущем корабле, возвещая смертный страх и всеобщую погибель».
Начавшаяся было журнальная публикация романа уже летом 1914 г. была прекращена. Такой роман не мог не быть задержан цензурой. Он был издан после революции 1918 г. Гитлеровцы же бросили эту книгу в огонь вместе с другими творениями Г. Манна, вместе с произведениями многих писателей-гуманистов прошлого и настоящего.
«Верноподданный» стал одной из первых книг, выпущенных издательством «Ауфбау» («Строительство»), созданным на востоке Германии в 1945 г., почти сразу после разгрома гитлеризма.
Но Манн недаром назвал своего героя Дидерихом Гесслингом («хесслих» по-немецки означает: безобразный, отвратительный). Герой и его жизнь уродливы, страшны, это типичное порождение строя Германии того времени, в которой господствовал хищнический и разбойничий прусско-юнкерский империализм. Генрих Манн предугадал тип фашиста. «Роман изображает предшествующую стадию развития того типа, который затем достиг власти, — писал Манн позднее. — И лишь захват и использование власти позволили этому типу раскрыть полностью свою отвратительную сущность». Почти за 20 лет до того, как это произошло, писатель проницательно увидел этот тип в немецкой действительности и обнажил его духовную низость.
Главные черты Дидериха Гесслинга — пресмыкательство перед сильными и деспотизм по отношению к слабым. Они естественно соединяются в нем с жадностью, делячеством, враждебностью культуре и всякому творческому началу. Дидерих не нуждается ни в поэзии, ни в философии. «Немецкий народ, славу богу, больше не народ мыслителей и поэтов, — самодовольно утверждает Гесслинг, — он стремится к современным практическим целям… истинный немец — прежде всего человек дела».
Шаг за шагом прослеживает автор жизненную историю Дидериха. Уже в детстве его отличают трусость и пресмыкательство. «Когда ему случалось полакомиться или солгать, он до тех пор терся возле… конторки, ластясь и робко заглядывая отцу в глаза, пока господин Гесслинг, почуяв неладное, не снимал с© стены трость». В школе Дидерих повинуется строгим учителям, издевается над добродушными и с удовольствием рассказывает родителям о расправах с учениками, даже если он сам был жертвой, «ибо такова была его натура, что принадлежность к безличному целому… радовала его, и власть, холодная власть, в которой он сам участвовал, хотя бы в качестве страдающего лица, составляла его гордость».
Став студентом, он вступает в милитаристскую националистическую организацию «Новая Тевтония», члены которой проводили время главным образом в кабаках: «Он сразу почувствовал себя рожденным для этой роли… Пить или не пить, сидеть, стоять, говорить или петь — все это большей частью зависело не от него. Все делалось по команде, и тот, кто не отставал от нее, жил в мире с самим собой и со всем светом… К концу вечера у него появлялось ощущение, что все они — одно большое потеющее тело. Он растворился в корпорации, которая думала и хотела за него. И это делало его мужчиной, поднимало в собственных глазах». Г. Манн поистине предугадывает здесь изречения, вдалбливавшиеся фашистами в головы немецких солдат: «Фюрер думает за тебя», «Фюрер приказал, мы следуем за ним», «Германии нужны не поэты, а солдаты», «Интеллигенция — это отбросы нации» и т.
ем за ним», «Германии нужны не поэты, а солдаты», «Интеллигенция — это отбросы нации» и т. д. Дидерих испытывает «восторг самоуничижения».
Но он слишком любит себя, чтобы служить в армии; проливая лицемерные слезы, он симулирует болезнь, освобождающую его от военной службы. В свой родной Нециг (вымышленный писателем город) Дидерих возвращается после университета с самым победоносным видом. Усы его подняты кверху под прямым углом, как у кайзера Вильгельма II; душа верноподданного тешит себя этим сходством, достигнутым при помощи ухищрений столичного парикмахера.
Похоронив отца, Дидерих вступает во владение фабрикой. Нециг в этот момент находится как бы на осадном положении. Борьба за влияние в городе между буржуазно-либеральными и империалистическими кругами достигла последней стадии. Остатки либеральных настроений вытесняются наглым империалистическим духом, чему по мере сил способствует и Гес-слинг.
Дальнейшая жизненная практика Дидериха Гесслинга многократно подтверждает его неспособность на человечные побуждения. Раб и тиран одновременно, он ведет упорную изворотливую борьбу с конкурентами и «крамолой», не гнушаясь никакими подлостями и широко используя демагогию. Многократно и резко Генрих Манн обнажает контраст между претензиями Геслинга и его истинной сущностью.
Вот, например, сцена демонстрации безработных в Берлине: они шли «медленным, размеренным шагом», «молча стояли, засунув руки в карманы и подняв плечи под дождем, падавшим на их полинялые пальто». И тут верхом на лошади на,, дорогу выезжает кайзер. При виде его у Дидериха захватывает -дыхание, глаза светятся упоением победы, «как будто он сам проезжал мимо всех этих несчастных, которые давились собственным голодом». Он выбегает навстречу кайзеру, срывает с головы шляпу, широко раскрывает рот для приветствия, «но крика не последовало. Слишком круто остановившись, он поскользнулся и со всего размаху плюхнулся в лужу, задрав ноги среди мутных брызг…»
Или другая сцена. В Нециге открывают памятник императору. Все местные богатеи и немало именитых гостей из Берлина собрались на это торжество. Дидерих начинает произносить подготовленную им патетическую речь. Вдруг разражается гроза: гремит гром, сверкают молнии, на город обрушиваются потоки холодного ливня. Дидерих прячется под трибуной — вымокший до нитки, с обвисшими «кайзерскими» усами, он сидит там на корточках в грязной луже.
Вновь и вновь Генрих Манн в моменты, казалось бы, высшего торжества Дидериха Гесслинга в буквальном смысле швыряет его в грязь, символически выражая этим его грязную сущность и ничтожество. При этом писатель постоянно подчеркивает опасность, которую люди подобного типа представляют для судеб страны.
В связи с образом Гесслинга часто говорится о «назойливом запахе» трупного смрада: развивая традиции сатиры Гейне, Г. Манн изображает реакцию как гниение, отвратительные миазмы. И недаром в сцене грозы слышен мотив революционного возмездия: «…имущие и просвещенные попали в такой переплет, что им уже мерещились носящиеся над их головами
обломки ниспровергнутого строя вместе с огнем небесным… Господа офицеры пускали в ход оружие против всякого, кто вставал у них на пути… Вдобавок ко всему среди этого безнадежного хаоса полковой оркестр без конца играл “Славься в венке побед”, играл даже после того, как было смято военное оцепление, а вместе с ним и весь миропорядок, играл как на тонущем корабле, возвещая смертный страх и всеобщую погибель».
е мерещились носящиеся над их головами
обломки ниспровергнутого строя вместе с огнем небесным… Господа офицеры пускали в ход оружие против всякого, кто вставал у них на пути… Вдобавок ко всему среди этого безнадежного хаоса полковой оркестр без конца играл “Славься в венке побед”, играл даже после того, как было смято военное оцепление, а вместе с ним и весь миропорядок, играл как на тонущем корабле, возвещая смертный страх и всеобщую погибель».
Начавшаяся было журнальная публикация романа уже летом 1914 г. была прекращена. Такой роман не мог не быть задержан цензурой. Он был издан после революции 1918 г. Гитлеровцы же бросили эту книгу в огонь вместе с другими творениями Г. Манна, вместе с произведениями многих писателей-гуманистов прошлого и настоящего.
«Верноподданный» стал одной из первых книг, выпущенных издательством «Ауфбау» («Строительство»), созданным на востоке Германии в 1945 г., почти сразу после разгрома гитлеризма.