Трагедия Ларисы несчастная любовь или неспособность выстоять в мире "золотого тельца" (Пьеса А.Н. Островского "Бесприданница")

ет о самоубийстве. Слова о Волге и саде призваны скорее напугать возлюбленного, заставить его принять наконец решение, как казалось Ларисе, благоприятное для нее. Но когда Кнуров предлагает ей роль своей содержанки, со значением подчеркивая: «Для меня невозможного мало», мысли о смерти становятся реальными. Лариса размышляет: «Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала. Вот и нет сил! Вот я какая несчастная! А ведь есть люди, для которых это легко. Видно, уж тем совсем жить нельзя; их ничто не прельщает, им ничто не мило, ничего не жалко. Ах, что я!.. Да ведь и мне ничто не мило, и мне жить нельзя, и мне жить незачем! Что ж я не решаюсь? Что меня держит над этой пропастью? Что мешает? (Задумывается.) Ах, нет, нет… Не Кнуров… Роскошь, блеск… нет, нет… я далека от суеты… (Вздрогнув.) Разврат… ох, нет… Просто решимости не имею. Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно. Какая я жалкая, несчастная. Кабы теперь меня убил кто-нибудь… Как хорошо умереть… пока еще упрекнуть себя не в чем. Или захворать и умереть… Да я, кажется, захвораю. Как дурно мне!.. Хворать долго, успокоиться, со всем примириться, всем простить и умереть… Ах, как дурно, как кружится голова».
А тут Карандышев рассказывает невесте, как Кнуров и Вожеватов разыгрывали ее в орлянку, как дорогую вещь, вынести унижения Лариса уже не в состоянии. Покровительство Юлия Капитоныча для нее оскорбительно. Зато этот человек, для которого жена, вхожая в круг местных миллионеров, должна была стать средством преодоления собственного комплекса неполноценности, помогает Ларисе, сам того не сознавая, осуществить сокровенное желание: «Кабы теперь меня убил кто-нибудь...» Героине претит жизнь в мире наживы, она хочет сохранить чистоту, уйти, не запятнав душу и тело развратом, не сделав собственную красоту товаром. Это, а не несчастная любовь к Паратову, заставляет Ларису искать смерти. И в минуту кончины она проявляет подлинное благородство, спасая своего убийцу от суда. Лариса убеждает столпившихся вокруг нее Паратова, Кнурова, Вожеватова — главных действующих лиц драмы и истинных виновников своей гибели: «Это я сама… Никто не виноват, никто… Это я сама». Паратова, наконец, прорывает. Сохранив остатки былого чувства к Ларисе, он исступленно кричит поющим цыганам: «Велите замолчать! Велите замолчать!» Но умирающая Паратову и остальным нисколько уже не верит. У нее еще хватает сил с иронией оспорить паратовское распоряжение: «Нет, нет, зачем!.. Пусть веселятся, кому весело… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть… Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди...» И заканчивает глубоко искренним признанием: «Я вас всех… всех, люблю», посылает последний поцелуй. А веселье продолжается, и венчает пьесу «громкий хор цыган». Ларисе на этом празднике жизни места так и не нашлось

ет о самоубийстве. Слова о Волге и саде призваны скорее напугать возлюбленного, заставить его принять наконец решение, как казалось Ларисе, благоприятное для нее. Но когда Кнуров предлагает ей роль своей содержанки, со значением подчеркивая: «Для меня невозможного мало», мысли о смерти становятся реальными. Лариса размышляет: «Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала. Вот и нет сил! Вот я какая несчастная! А ведь есть люди, для которых это легко. Видно, уж тем совсем жить нельзя; их ничто не прельщает, им ничто не мило, ничего не жалко. Ах, что я!.. Да ведь и мне ничто не мило, и мне жить нельзя, и мне жить незачем! Что ж я не решаюсь? Что меня держит над этой пропастью? Что мешает? (Задумывается.) Ах, нет, нет… Не Кнуров… Роскошь, блеск… нет, нет… я далека от суеты… (Вздрогнув.) Разврат… ох, нет… Просто решимости не имею. Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно. Какая я жалкая, несчастная. Кабы теперь меня убил кто-нибудь… Как хорошо умереть… пока еще упрекнуть себя не в чем. Или захворать и умереть… Да я, кажется, захвораю. Как дурно мне!.. Хворать долго, успокоиться, со всем примириться, всем простить и умереть… Ах, как дурно, как кружится голова».
А тут Карандышев рассказывает невесте, как Кнуров и Вожеватов разыгрывали ее в орлянку, как дорогую вещь, вынести унижения Лариса уже не в состоянии. Покровительство Юлия Капитоныча для нее оскорбительно. Зато этот человек, для которого жена, вхожая в круг местных миллионеров, должна была стать средством преодоления собственного комплекса неполноценности, помогает Ларисе, сам того не сознавая, осуществить сокровенное желание: «Кабы теперь меня убил кто-нибудь...» Героине претит жизнь в мире наживы, она хочет сохранить чистоту, уйти, не запятнав душу и тело развратом, не сделав собственную красоту товаром. Это, а не несчастная любовь к Паратову, заставляет Ларису искать смерти. И в минуту кончины она проявляет подлинное благородство, спасая своего убийцу от суда. Лариса убеждает столпившихся вокруг нее Паратова, Кнурова, Вожеватова — главных действующих лиц драмы и истинных виновников своей гибели: «Это я сама… Никто не виноват, никто… Это я сама». Паратова, наконец, прорывает. Сохранив остатки былого чувства к Ларисе, он исступленно кричит поющим цыганам: «Велите замолчать! Велите замолчать!» Но умирающая Паратову и остальным нисколько уже не верит. У нее еще хватает сил с иронией оспорить паратовское распоряжение: «Нет, нет, зачем!.. Пусть веселятся, кому весело… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть… Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди...» И заканчивает глубоко искренним признанием: «Я вас всех… всех, люблю», посылает последний поцелуй. А веселье продолжается, и венчает пьесу «громкий хор цыган». Ларисе на этом празднике жизни места так и не нашлось

ет о самоубийстве. Слова о Волге и саде призваны скорее напугать возлюбленного, заставить его принять наконец решение, как казалось Ларисе, благоприятное для нее. Но когда Кнуров предлагает ей роль своей содержанки, со значением подчеркивая: «Для меня невозможного мало», мысли о смерти становятся реальными. Лариса размышляет: «Расставаться с жизнью совсем не так просто, как я думала. Вот и нет сил! Вот я какая несчастная! А ведь есть люди, для которых это легко. Видно, уж тем совсем жить нельзя; их ничто не прельщает, им ничто не мило, ничего не жалко. Ах, что я!.. Да ведь и мне ничто не мило, и мне жить нельзя, и мне жить незачем! Что ж я не решаюсь? Что меня держит над этой пропастью? Что мешает? (Задумывается.) Ах, нет, нет… Не Кнуров… Роскошь, блеск… нет, нет… я далека от суеты… (Вздрогнув.) Разврат… ох, нет… Просто решимости не имею. Жалкая слабость: жить, хоть как-нибудь, да жить… когда нельзя жить и не нужно. Какая я жалкая, несчастная. Кабы теперь меня убил кто-нибудь… Как хорошо умереть… пока еще упрекнуть себя не в чем. Или захворать и умереть… Да я, кажется, захвораю. Как дурно мне!.. Хворать долго, успокоиться, со всем примириться, всем простить и умереть… Ах, как дурно, как кружится голова».
А тут Карандышев рассказывает невесте, как Кнуров и Вожеватов разыгрывали ее в орлянку, как дорогую вещь, вынести унижения Лариса уже не в состоянии. Покровительство Юлия Капитоныча для нее оскорбительно. Зато этот человек, для которого жена, вхожая в круг местных миллионеров, должна была стать средством преодоления собственного комплекса неполноценности, помогает Ларисе, сам того не сознавая, осуществить сокровенное желание: «Кабы теперь меня убил кто-нибудь...» Героине претит жизнь в мире наживы, она хочет сохранить чистоту, уйти, не запятнав душу и тело развратом, не сделав собственную красоту товаром. Это, а не несчастная любовь к Паратову, заставляет Ларису искать смерти. И в минуту кончины она проявляет подлинное благородство, спасая своего убийцу от суда. Лариса убеждает столпившихся вокруг нее Паратова, Кнурова, Вожеватова — главных действующих лиц драмы и истинных виновников своей гибели: «Это я сама… Никто не виноват, никто… Это я сама». Паратова, наконец, прорывает. Сохранив остатки былого чувства к Ларисе, он исступленно кричит поющим цыганам: «Велите замолчать! Велите замолчать!» Но умирающая Паратову и остальным нисколько уже не верит. У нее еще хватает сил с иронией оспорить паратовское распоряжение: «Нет, нет, зачем!.. Пусть веселятся, кому весело… Я не хочу мешать никому! Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо… умереть… Я ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь… вы все хорошие люди...» И заканчивает глубоко искренним признанием: «Я вас всех… всех, люблю», посылает последний поцелуй. А веселье продолжается, и венчает пьесу «громкий хор цыган». Ларисе на этом празднике жизни места так и не нашлось