Образ и характеристика главной героини пьесы «Гроза»
Катерина. Спор о героине «Грозы». Характер Катерины, по определению Добролюбова, «составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе». Протест, вырывающийся из «самых слабых и терпеливых», был для критика-демократа прямым доказательством обреченности «темного царства». Вольнолюбивая натура Катерины ни за что не может приспособиться к миру угнетения, подавления естественных человеческих чувства и стремлений.
Положение Катерины в Калинове ее место в системе образов пьесы не совсем обычное. Она и своя, и «чужая». Выслушай эмоциональный рассказ Катерины о ее детстве в родительской доме, Варвара с удивлением произносит: «Да ведь и у нас то же самое». Катерина отвечает: «Да здесь все как будто из-под неволи». В слове «неволя» заключены, как в зерне, все последующие события. Неволе Катерина не покорится. В «мертвом царстве» Катерина живая; ей необходима вся полнота человеческих чувств, в ней уже пробудилось сознание своего неотъемлемого права на любовь и счастье. Кулигин согласен терпеть, дожидаясь своего будущего торжества; Катерина ждать не может. Кабанихе; говорит: «Некуда нам торопиться-то». Катерина страстно рвется к переменам: «Ах, кабы ночь поскорее!»
Трагичность героини Островского проявляется не только н он неравной борьбе с окружающим ее миром, но и в борьбе — с собой, с усвоенными с детства верованиями, представлениями о долге, о добре и зле. Душа ее разрывается, И помощи ей ждать неоткуда. «Точно я стою над пропастью,— Говорит она,— и кто-то туда толкает, а удержаться.
Вокруг образа Катерины не прекращаются оживленные споры. Гни’ в 60-е годы Д. И. Писарев, как известно, категорически не соггласился с точкой зрения Добролюбова, назвавшего героиню «Грозы» «лучом света». Полемика не затихает и в настоящее время. Так, по мнению Н. Н. Скатова,
* Добролюбов точно понял и разъяснил, что все в Катерине очень органично, что она движется не отвлеченностями и теориями, а всем существом своим, натурою. Но самую натуру критик-просветитель, естественно, растолковал совершенно по-просветительски, в антропологическом духе, безотносительно к истории; натура — из самой натуры, из потребностей ее.
Добролюбов, чтобы увидеть в Катерине светлое явление, отделил ее от мира, в котором она живет («луч света в темном царстве»). Писарев поставил Катерину в прямую связь с этим миром, чтобы отказать ей в этом светлом начале». В чем же тайна цельности и поэтичности Катерины? Ю. В. Лебедев видит истоки характера героини пьесы в той Народной культуре, которая ее окружала с раннего детства: «Там, где у Добролюбова на первый план выходит абстрактно понятая натура, у Островского торжествует народная культура» 2. Такая концепция не была поддержана всеми исследователями. Было высказано мнение, что в статье Добролюбова содержится в большей степени историческое, а не «антропологическое» истолкование Катерины, и оно не позволяет целиком растворить ее духовный Мир «в мире традиционного фольклорного предания…».
. И все же суждения Н. Н. Скатова и Ю. В. Лебедева о народной культуре, обусловившей многие стороны драмы Островского, заслуживают Самого серьезного внимания.
Несомненно, что характер Катерины во многом идет от народной поэзии, от лирических песен, народных преданий, сказок. Эта Органическая связь глубоко символична: для создания народного характера понадобилось обращение к творчеству народа, в котором Отразились народная психология, эстетика, этика. Жизнь Катерины — это жизнь многочисленных лирических героинь любовных К семейно-бытовых русских народных песен. Любовь для нее — мечта, прекрасный мир, в котором все легко, просторно, воздушно. Отсюда и мотив полета, восходящий к фольклору и дающий воз-ложность сопоставить Катерину с любимой героиней Л. Толстого — Наташей Ростовой.Именно любовь и возвышает Катерину, в душе которой зарождаются даются под влиянием неведомого ей ранее чувства новые мысли и слова: «Точно я снова жить начинаю, или… уже и не знаю» в растерянности говорит она. Естественное, человеческое право на.свободу выбора, свободу чувства не случайно так пугает ее! воспринимается ею как нечто греховное. Возникает трагический конфликт, вызванный не только непримиримым столкновение»» героини с «темным царством», но и внутренней борьбой, невозможностью для Катерины совместить устойчивые представления о нор-Г мах нравственности и пробуждающимся чувством личности, для которой неприемлемыми становятся нормативность, безличность патриархального мира.
Как удивительно, что у запуганной, забитой, казалось бы, совершенно необразованной и темной (как считал ее Писарев)! Катерины, не читавшей и вообще понятия не имевшей о лучших образцах мировой литературы, берутся откуда-то поразительные слова, возносящие ее до уровня высоких идей Возрождения: любовь сильнее смерти, тем более сильнее церковных догматов. Решив покончить жизнь самоубийством, она ужасается собственному решению:
* «Грех! Молиться не будут», но тут же ее озаряет мысль! о людях, способных ее понять и пожалеть: «Кто любит, тот будет молиться».
Смысл трагической коллизии в «Грозе» очень точно обозначил А. И. Герцен: «…как низко ни пал этот мир, что-то говорит нам, что для него есть еще опасение, что оно таится в глубине его души, и это что-то, это чувствуется в «Грозе». Тут подразумевается оправдание; голос с неба не возвещает, как в «Фаусте» Гете, отпущения грехов, но все же и печать, и читатели были потрясены».
Положение Катерины в Калинове ее место в системе образов пьесы не совсем обычное. Она и своя, и «чужая». Выслушай эмоциональный рассказ Катерины о ее детстве в родительской доме, Варвара с удивлением произносит: «Да ведь и у нас то же самое». Катерина отвечает: «Да здесь все как будто из-под неволи». В слове «неволя» заключены, как в зерне, все последующие события. Неволе Катерина не покорится. В «мертвом царстве» Катерина живая; ей необходима вся полнота человеческих чувств, в ней уже пробудилось сознание своего неотъемлемого права на любовь и счастье. Кулигин согласен терпеть, дожидаясь своего будущего торжества; Катерина ждать не может. Кабанихе; говорит: «Некуда нам торопиться-то». Катерина страстно рвется к переменам: «Ах, кабы ночь поскорее!»
Трагичность героини Островского проявляется не только н он неравной борьбе с окружающим ее миром, но и в борьбе — с собой, с усвоенными с детства верованиями, представлениями о долге, о добре и зле. Душа ее разрывается, И помощи ей ждать неоткуда. «Точно я стою над пропастью,— Говорит она,— и кто-то туда толкает, а удержаться.
Вокруг образа Катерины не прекращаются оживленные споры. Гни’ в 60-е годы Д. И. Писарев, как известно, категорически не соггласился с точкой зрения Добролюбова, назвавшего героиню «Грозы» «лучом света». Полемика не затихает и в настоящее время. Так, по мнению Н. Н. Скатова,
* Добролюбов точно понял и разъяснил, что все в Катерине очень органично, что она движется не отвлеченностями и теориями, а всем существом своим, натурою. Но самую натуру критик-просветитель, естественно, растолковал совершенно по-просветительски, в антропологическом духе, безотносительно к истории; натура — из самой натуры, из потребностей ее.
Добролюбов, чтобы увидеть в Катерине светлое явление, отделил ее от мира, в котором она живет («луч света в темном царстве»). Писарев поставил Катерину в прямую связь с этим миром, чтобы отказать ей в этом светлом начале». В чем же тайна цельности и поэтичности Катерины? Ю. В. Лебедев видит истоки характера героини пьесы в той Народной культуре, которая ее окружала с раннего детства: «Там, где у Добролюбова на первый план выходит абстрактно понятая натура, у Островского торжествует народная культура» 2. Такая концепция не была поддержана всеми исследователями. Было высказано мнение, что в статье Добролюбова содержится в большей степени историческое, а не «антропологическое» истолкование Катерины, и оно не позволяет целиком растворить ее духовный Мир «в мире традиционного фольклорного предания…».
. И все же суждения Н. Н. Скатова и Ю. В. Лебедева о народной культуре, обусловившей многие стороны драмы Островского, заслуживают Самого серьезного внимания.
Несомненно, что характер Катерины во многом идет от народной поэзии, от лирических песен, народных преданий, сказок. Эта Органическая связь глубоко символична: для создания народного характера понадобилось обращение к творчеству народа, в котором Отразились народная психология, эстетика, этика. Жизнь Катерины — это жизнь многочисленных лирических героинь любовных К семейно-бытовых русских народных песен. Любовь для нее — мечта, прекрасный мир, в котором все легко, просторно, воздушно. Отсюда и мотив полета, восходящий к фольклору и дающий воз-ложность сопоставить Катерину с любимой героиней Л. Толстого — Наташей Ростовой.Именно любовь и возвышает Катерину, в душе которой зарождаются даются под влиянием неведомого ей ранее чувства новые мысли и слова: «Точно я снова жить начинаю, или… уже и не знаю» в растерянности говорит она. Естественное, человеческое право на.свободу выбора, свободу чувства не случайно так пугает ее! воспринимается ею как нечто греховное. Возникает трагический конфликт, вызванный не только непримиримым столкновение»» героини с «темным царством», но и внутренней борьбой, невозможностью для Катерины совместить устойчивые представления о нор-Г мах нравственности и пробуждающимся чувством личности, для которой неприемлемыми становятся нормативность, безличность патриархального мира.
Как удивительно, что у запуганной, забитой, казалось бы, совершенно необразованной и темной (как считал ее Писарев)! Катерины, не читавшей и вообще понятия не имевшей о лучших образцах мировой литературы, берутся откуда-то поразительные слова, возносящие ее до уровня высоких идей Возрождения: любовь сильнее смерти, тем более сильнее церковных догматов. Решив покончить жизнь самоубийством, она ужасается собственному решению:
* «Грех! Молиться не будут», но тут же ее озаряет мысль! о людях, способных ее понять и пожалеть: «Кто любит, тот будет молиться».
Смысл трагической коллизии в «Грозе» очень точно обозначил А. И. Герцен: «…как низко ни пал этот мир, что-то говорит нам, что для него есть еще опасение, что оно таится в глубине его души, и это что-то, это чувствуется в «Грозе». Тут подразумевается оправдание; голос с неба не возвещает, как в «Фаусте» Гете, отпущения грехов, но все же и печать, и читатели были потрясены».