Почему Н. А. Добролюбов назвал Катерину "сильным русским характером"

Добролюбов, как известно, из всех женских образов современной ему литературы именно в Катерине увидел «новый тип, создаваемый русской жизнью». От первого появления героини на сцене до последнего, шаг за шагом раскрывает перед нами драматург характер Катерины Кабановой.

Глубоко трагична первая встреча Катерины с любимым. Здесь звучит мотив народной песни — мотив неминуемой гибели («Ты убей, загуби меня со полуночи...»): «Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой?»: «Зачем ты моей погибели хочешь?»; «Ты меня загубил!» Каким же сильным должно быть ее чувство, если она во имя него идет на верную гибель! «Не жалей, губи меня!» — восклицает она, отдавшись этому чувству. Так любить может не всякий, и мы убеждаемся в необычайной силе героини.



В первом явлении, вслушиваясь в диалог Кулигина и Тихона, мы представляем себе Катерину как покорную жертву, человека со сломленной волей и растоптанной душой. «Маменька ее поедом ест, а она как тень какая ходит, безответная. Только плачет да тает как воск», — говорит о жене Тихон. И вот она сама перед нами. Нет, она не жертва. Она человек с сильным, решительным характером, с живым, вольнолюбивым сердцем.

Она убежала из дому, чтобы проститься с Борисом, не побоявшись кары за этот поступок. Она не только не прячется, не таиться, но «громко, во весь голос» зовет любимого: «Радость моя, жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Откликнись!» Нет, она не чувствует себя рабой, напротив, она свободна, хотя бы потому, что все потеряла, что нечем ей больше дорожить, даже жизнью: «Для чего мне теперь жить, ну для чего?»

Борис говорит о себе: «Что обо мне-то толковать! Я вольная птица». В сцене свидания Катерина ему завидует: «Ты вольный казак». Но, по сути дела, кто из них двоих более свободен? Остановимся на репликах Бориса в сцене прощания: «Нельзя мне, Катя. Не по своей воле г еду: дядя посылает… Не застали бы здесь!» Борис скован страхом.

Последний монолог Катерины рисует ее внутреннюю победу над силами «темного царства». «Опять жить? Нет, нет, не надо… нехорошо!» Характерно здесь слово «нехорошо»: жить под игом Кабанихи, с точки зрения Катерины, безнравственно. «А поймают меня, да воротят догмой насильно...» Как страшно звучит здесь это слово — поймают, словно не о человеке идет речь! При мысли о Насилии, которое совершится над ней, Катерина восклицает: «Ах, скорей, скорей!»

Жажда освобождения торжествует и над темными религиозными представлениями. Катерина проникается убеждением в своем праве на свободу чувства, на свободу выбора между жизнью и смертью. «Все равно, что смерть придет, что сама… а жить нельзя!» — размышляет она о самоубийстве, которое, с точки зрения церкви, является смертным грехом. И далее она подвергает сомнению это представление: «Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться.

..." Мысль о любви сильнее, нежели страх перед религиозными запретами, и предсмертные слова Катерины обращены не к богу и выражают не раскаяние в совершенных грехах — они обращены к любимому: «Друг мой! Радость моя! Прощай!» Так свободное от предрассудков, живое и сильное чувство победило в душе Катерины, и она вырвалась из пут «темного царства» на волю. В целостности и внутренней гармонии, в способности везде и всегда быть самой собой, ни в чем и никогда не изменяя себе, — вот в чем сила и величие характера Катерины.