Женские образы в пьесах А. Н. Островского «Гроза» и «Лес»

Будучи во многом переломным для русского общества в целом, XIX век перенес множество кардинальных перемен во все области государственной жизни. Так как этот процесс не мог не быть весьма значительным для русского народа, то возникала необходимость привлечения к нему внимания общественности. Выполнение этой функции взяла на себя литература. Для поднятия наиболее острых вопросов современности создавалось множество ярких, красочных характеров. Следует отметить, что в произведениях традиционно доминировали мужские образы, отображающие наиболее социально активных представителей общества того времени. Однако, если обратить внимание на работы многих русских классиков, начиная с Фонвизина и Грибоедова, невозможно не заметить их интерес к изображению женских образов. Александр Николаевич Островский не являлся исключением. Напротив, он создал целый ряд очень выразительных женских характеров, способных, по словам Гончарова, “думать, говорить и поступать, как они думают, говорят и поступают сами”, каждый из которых глубоко типичен и в то же время индивидуален и самоценен.
Нетрудно отметить, что в целом в творчестве Островского преобладают семейно-бытовые конфликты, в которых доминирующую роль играет не мужчина, а именно женщина. Основополагающим мотивом здесь зачастую является противостояние старого и нового. Обычно оно выражено конфликтом между сильной, деспотичной женщиной старшего поколения и юной, социально беспомощной девушкой (своеобразный мотив взаимоотношений между “палачом и жертвой”). Такой расклад характерен как для комедии Островского “Лес”, так и для его драмы “Гроза”.
Следует акцентировать внимание на том, что в комедии “Лес” этот конфликт раскрывается в более упрощенном (по сравнению с “Грозой”) виде. Старшее поколение здесь представлено в лице Гурмыжской. Островский создает очень колоритный образ богатой помещицы, некогда блиставшей в свете, теперь живущей в провинции. В качестве одной из наиболее красноречивых характеристик автор приводит ее мнимую склонность к благотворительности. По ее словам, она только “конторщица у своих денег, а хозяин им всякий бедный, всякий несчастный”. Гурмыжская — характерный тип героини, представляющий собой дворянский вариант “самодурного” начала, так полно раскрытого Островским в “Грозе”. В комедии “Лес” этот мотив выражен не столь ярко. Гурмыжская живет знаниями своей прежней жизни и не желает с ними расставаться. Для этого она выписывает из Петербурга недоучившегося гимназиста Буланова. Островский очень четко рисует гротескно-комедийный образ карьериста и “приживальца”. Гурмыжская влюбляется в него, и ее “противницей” становится Аксюша, по словам Страхова, “честно и душевно сильная девушка”, но во многом уступающая Катерине из “Грозы”, несмотря на то что параллели в построении образа явно прослеживаются. К примеру, она так же живет под покровительством сильной, властной женщины, так же влюбляется в молодого человека, находящегося под начальством отца и целиком и полностью зависящего от него (трудно не вспомнить Бориса и Дикого из “Грозы”); наконец, она так же стремится к личной свободе, к независимому самоопределению.

нить Бориса и Дикого из “Грозы”); наконец, она так же стремится к личной свободе, к независимому самоопределению. Однако, несмотря на отдельные глубокие по своей смысловой нагрузке психологические зарисовки (например, ее разговор с Петром, в котором она признается: “Слез у меня нет, и тоски большой нет, а вот, говорю я тебе, пусто тут у сердца”), образ гораздо более упрощенный, лишенный глубокого психологического анализа, свойственного Островскому в “Грозе”. Н. А. Добролюбов указывает на то, что “он не карает ни злодея, ни жертву”. Действительно, ни Гурмыжская с Булановым, ни Аксюша с Петром и прочие герои не получают жесткой оценки: Островский обращает внимание читателей не на конкретных героев, а на те социальные типы, которые они представляют.
Та же ситуация прослеживается и в “Грозе”, однако здесь очевидно гораздо более развернутое построение психологического портрета. Поместное дворянство уступает в этом случае место купечеству. Роль Гурмыжской играет Кабаниха, “типичный самодур русской жизни”.
Это очень колоритная фигура, символизирующая собой одну из наиболее значительных частей “темного царства” и говорящая от имени патриархальных принципов. Она являет собой безличное “мы”, старый порядок, обреченный на гибель даже в таком “захолустном” городе Калинове, где он все еще имеет достаточную силу. Новое время пугает Кабаниху, она ощущает перемены, замечает, что “не очень-то нынче старших уважают”, и пытается всеми способами поддержать Свой авторитет. Островский подчеркивает, что делает она это не со зла, что ее беда в том, что она искренне верит в то, что молодые “ничего-то не знают, никакого порядку” и что “хорошо еще, у кого в доме старшие есть, ими дом-то и держится, пока живы”. Так же как и у Гурмыжской, у Кабанихи сильно развит мотив мнимой благотворительности, она привечает “странниц, оказывает им милости”, прислушивается к их словам, одновременно держа в строгости и повиновении домашних.
В таких условиях оказывается главная героиня “Грозы” Катерина. Это несравненно более сложный (по сравнению с Аксюшей) образ, вызывающий массу споров в русской критике. Ввиду его глубокой внутренней противоречивости, современные критики склонны выделять “светлую и темную стороны души” Катерины. К “светлой стороне” относят ее поэтичность и романтизм, искреннюю религиозность, а также ее “полную противоположность всяким самодурным началам”. Островский рисует образец “женского энергичного характера”. Не отличаясь особой образованностью и стремлением к высоким идеалам, Катерина обладает сильным чувством внутренней свободы. Всякие попытки навязать ей какие-либо ограничения обращают всю ее силу и энергию в протест. И здесь открывается “темная сторона” ее души, указывающая на ее связь с “темным царством”. Хотя, по словам Добролюбова, “Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, никогда недовольным, любящим разрушать во что бы то ни стало”, она становится-таки рабой своих эмоций. На передний план всплывают ее уязвленная гордость и оскорбленное самомнение, толкая ее на греховный путь прелюбодеяния.

, толкая ее на греховный путь прелюбодеяния. Следует отметить, что, несмотря на свою большую социальную зависимость, у Островского именно женщина играет ведущую роль в любовном треугольнике, причем возлюбленный не всегда соответствует глубокой внутренней порядочности героини. Эта ситуация наблюдается как в “Грозе”, так и в “Лесе”. Собственно, любовь Катерины к Борису является частью протеста против нарастающего гнета “темного царства”, кратковременным утешением для нее. Однако, окончательно запутавшись в сложившейся ситуации, она остро ощущает необходимость освобождения и, будучи в душе идеалисткой, видит его только в смерти. Островский ставит акцент на том, что это единственный выход в данном случае, подчеркивая это словами Бориса: “Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго!”, и также краткой, но выразительной репликой Тихона, произнесенной над мертвой Катериной: “Хорошо тебе, Катя!”
Говоря об образе Катерины, нельзя не упомянуть о фигуре Варвары, выполняющей здесь функцию беззаботной, ветреной субретки. Островский сознательно подталкивает читателя к сопоставлению этих двух образов, еще сильнее акцентирует внимание на положительных чертах главной героини. “Ты какая-то мудреная, Бог с тобой!” — говорит Варвара, выгодно оттеняя эту “мудреность” своей легкомысленностью и хоть и практической, но поверхностной “хваткой”. Если обратиться к комедии “Лес”, то здесь роль субретки выполняет Улита, ключницаТурмыжской, однако она является отнюдь не антиподом, а, наоборот, двойником своей пылкой и влюбчивой хозяйки, ею также овладевают мечты (“Так иногда найдет вроде как облако”, — признается). Любовная связь Гурмыж-ской с Булановым подчеркивается влюбленностью Улиты в Счастливцева.
Немало женских образов носят у Островского сатирический, гротескный характер. В комедии “Лес”, согласно законам жанра, это распространяется на всех персонажей; что касается “Грозы”, то здесь именно сатирические женские образы явились одним из выражений комедийного начала. Сюда можно отнести странницу Феклушу и “девку” Глашу. Оба образа можно смело назвать гротескно-комедийными. Феклуша представляется сказительницей народных преданий и легенд, ублажающей окружающих своими рассказами о том, как “сал-таны землей правят” и “что ни судят они, все неправильно”, да о землях, “где все люди с песьими головами”. Глаша же является типичным отражением простых “калиновцев”, с благоговением слушающих таких Феклуш, уверенных в том, что “еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом свете делается, а то бы так дураками и померли”. И Феклуша, и Глаша принадлежат к “темному царству”, деля этот мир на “свой” и “чужой”, на патриархальную “добродетель”, где все “прохладно и благочинно”, и на внешнюю суету, от которой старые порядки и время начинают “в умаление приходить”. Этими персонажами Островский вводит проблему абсурдного невежества и непросвещенности старого консервативного уклада жизни, его несоответствия с современнымитенденциями.

тенденциями.
Таким образом, подводя черту подо всем вышесказанным, следует подчеркнуть, что, твердо осознавая все перемены и течения в обществе, Островский тем не менее был настроен против идей насильственных преобразований и видел свою просветительскую деятельность в достаточно традиционном аспекте: в нравственном перевоспитании, разоблачении порока, открытии добродетели простых и вечных жизненных ценностей. И немаловажную роль в раскрытии этой темы сыграли столь точно подобранные и “выписанные” им персонажи, в том числе и женского пола, как доминирующие во многих его пьесах, включая “Грозу” и “Лес”. Именно их присутствие сделало возможным такие сюжетные ходы, как конфликт между старым и новым поколением, противостояние или, напротив, союз сильной, глубокомысленной личности и беззаботного, но практичного персонала, введение комедийно-гротескных образов и многое другое, в конечном счете обеспечившее выполнение поставленной задачи и сделавшее Островского одним из наиболее выдающихся русских драматургов XIX века.