Мое отношение к романам "Разгром" и "Как закалялась сталь"

Есть ли на свете мальчишка, который бы не мечтал стать сильным, мужественным, готовым без стона снести любые муки?.. Лично на меня, когда мне было лет один- надцать, огромное впечатление произвел роман Николая Островского, а жизнь этого писателя-мученика неразрывно связан с образом Павки. Любимыми стали книги, кото- рыми восхищался Корчагин. Разумеется, я мечтал стать похожим на него. С романом Александра Фадеева «Разгром» я познакомился позже, но образ маленького неказис- того человека с рыжей бородой — Левинсона, — который твердо и уверенно вел лю- дей на смертельную борьбу, запечатлелся крепко. Это было как раз время, когда перестройка ускорила свой ход и на страну выплеснулось море тягостной правды, взвешенных и скороспелых выводов о нашем прошлом. Я увлекся историей, которую (о, удивительной время!) изучал больше по газетам и журналам, чем по учебникам. А не так давно я прочитал необычный номер «Юности»(N10 1990г.), в котором собра- ны неизвестные материалы о гражданской войне, в том числе воспоминания и произ- ведения бывших белых и эмигрантов. Конечно, та эпоха предстала передо мной в но- вом свете.
Как же быть? Совершенно ясно, что невозможно уже смотреть на революцию через фанатизм Павла Корчагина, а гражданскую войну видеть в романтическом описании бешеной скачки Первой Конной. Роман Фадеева весьма реалистичен, жизнь партизан показана без прикрас. Я думаю, что и Фадеевым, и Островским воспроизведена прав- да. Но это не вся правда, а только часть ее. Сегодня нам ближе позиция Б.Пастер- нака, который в романе «Доктор Живаго» рисует эту эпоху как страшную и кровавую человекоубоину.

Можно ли винить кого-либо в том, что вспыхнула революция? Очень сложный воп- рос… Да, революция обернулась страшным террором. При этом часть революционеров искренне заблуждалась, веря, что насилием можно решить все проблемы, а часть просто рвалась к власти. Конечно, преступно было навязывать народу силой счастье, которое на деле стало ужасной трагедией миллионов.

Но неправильно и забывать, что очень многие с революцией связывали самые луч- шие надежды. Она явилась судьбой, которую уготовила России история. К сожалению, тяжелой и горькой...

Можно ли винить Островского, что он всем сердцем поверил большевикам? Вспом- ним, что он говорит о своем детстве, которое трудно и назвать-то детством:«Я на- чал работать в 11 лет. И работал по 13-15 часов в сутки». Осенью 1917 года Коля трудится помощником кочегара на электростанции и одновременно учится в школе. Он в числе лучших учеников. Однако закончить учебу не пришлось. Разрасталась рево- люция, захлестнув и родной город писателя. Детство кончилось в четырнадцать лет. (И у него ли одного?.. Вспомним хотя бы Аркадия Гайдара). Надо было выбирать свою дорогу в вихре событий. Иного пути, чем к красным у него просто не было.

Стоит ли удивляться, что 17-летний Саша Фадеев, воспитанный в семье професси- ональных революционеров, с восторгом встречает революцию, а в 18-омгоду вступа- ет в РКП(б)?

Октябрь расколол нашу историю на две части.

году вступа- ет в РКП(б)?

Октябрь расколол нашу историю на две части. Сегодняшнее общество всеми корнями там, в далеком семнадцатом году. Не место в школьном сочинении решать вопрос, кто был прав: красные или белые. Я только думаю, что стоит позаимствовать муд- рость американцев, переживших 4-летнюю гражданскую войну, но сохранивших память (и памятники) и о победителях, и о побежденных. Ясно также, что истинные патрио- ты, герои (как впрочем и преступники) были и у красных, и у белых. Все они — граждане России...

Понятно, что от безусловного восхищения книгами и героями Фадеева и Ост- ровского мы отойдем. Уйдут в прошлое и сочинения, призывающие подражать Павке Корчагину. Но романы «Как закалялась сталь» и «Разгром» стали частью моей жизни и моего внутреннего мира. То же, вероятно, скажут и многие тысячи наших людей. Мне очень не хотелось поэтому, чтобы от восхваления мы вдруг перешли к их полному забвению...

Будет искренне жаль, если будущие поколения школьников никогда не прочтут о смельчаке Метелице или бесшабашном Морозке, не задумаются о колебаниях и терза- ниях Мечика и трагедии Фролова, не узнают историю о том, как был разгромлен от- ряд красных партизан на Дальнем Востоке, но оставшиеся 19 человек, выходя из ок- ружения, вновь готовы начать борьбу.
Будущие ученики многое потеряют также, если не прочитают полные удивительного мужества страницы о том, как боролся Корчагин со слепотой, как сурово спрашивал он с себя за каждую ошибку и слабость, как сумел найти место подвигу в, казалось бы, невероятных условиях. Фадеев и Островский, а также множество людей, похожих на их героев, оказались захваченными вихрем событий. И если они были честны пе- ред собой, то не судить мы должны их, а понять и принять то лучшее, что было в них. Они — наша история, от которой, как и от родителей, не откажешься.
Романы Островского и Фадеева написаны так, как уже никогда и никто не напи- шет. Ведь эти писатели не копались в архивах, а писали о том, что пережили, и свято верили в свою правоту. (Другое дело — дальнейшая деятельность Фадеева, как руководителя Союза писателей. Жизнь же Островского — вечный пример героизма и высоты человеческого духа).
Пусть же эти книги живут как памятники эпохи, как яркая страница нашей лите- ратуры и отношения к гражданской войне.