Величие простых сердец в прозе А. П. Платонова

Все возможно — и удается все, Но главное — сеять души в людях.
А. Платонов
К середине 30-х годов, переосмыслив свой опыт публицистики, достижения романтика и сатирика, А. Платонов заново открыл для себя Пушкина. Великому поэту посвящена статья «Пушкин — наш товарищ» и самая крупная, ставшая известной читателю после смерти Платонова пьеса «Ученик лицея». Над ней писатель работал вплоть до последнего мгновения жизни. Открыв частицу Пушкина в себе, он создает классические новеллы: «Фро», «Река Потудань», «Июльская гроза» и «Возвращение». Обогатился и художественный мир Платонова. Именно Пушкин научил его видеть великое зодчество, идущее в глубинах быта, в пестром смешении «высокого» и «низкого», научил найти свою «Ассоль из Моршанс-ка», будущую героиню рассказа «Фро». Не преуменьшая роль сатиры, Платонов писал, что важно все же, бичуя недостатки, помнить о высшей тайне, которая есть в народе: «И голодно, и болезненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обреченные не сдаются...»
Величие простых сердец… Величие людей, без которых «народ неполный...», их способность преображать мир, побеждать невыносимое, жить и тогда, когда, кажется, невозможно жить — это истинно платоновская тема.
Это сказалось уже в новелле «Таыр» о пленнице, сумевшей принять все удары судьбы и как бы «сработать» их (любимое слово Платонова), истереть, освоить и победить «каменное горе». Новелла «Фро» — поэма о бессознательной красоте чувства любви, ожидании материнства. Не случайно ' в центре всей группы героев (муж — инженер, завороженный некими таинственными машинами; отец Фро, старый • машинист; сама героиня Фрося — Фро) оказывается женщина, мудрая естественностью чувств, верностью инстинктам любви, обязанности продолжения рода человеческого. Прославить человечество, поразить его сенсацией открытия — важно, но кто подумает о том, как его, это победоносное человечество, продлить!
Подлинным шедевром мировой прозы является повесть «Джан». Такую веру в человека, такую силу исторического, оптимизма в художнике XX века трудно с чем-либо сопоставить.
Человек среди песков… Среди особого пространства, где он стоит ровно столько, сколько «стоит» его мужество, его душа… Где нельзя быть иждивенцем, перекладывающим все трудности на других. В пустыне надо видеть мир очень зорко — не физическим зрением, а с помощью памяти, воображения. Пустыня безмолвна, не «говорлива», но сколько неизреченных слов услышит здесь чуткое сердце, какие глубокие «вздохи» донесутся отсюда до него! Восток лишь дремал тысячелетиями, вздыхая среди солнечного изобилия, но сколько великих идей рождалось среди этих вздохов, в кажущейся его лени… И в сущности, весь подвиг главного героя «Джан» коммуниста Чагатаева, выводящего народ «джан» — символический образ всех одиноких, брошенных, обездоленных — из плена бесплодной впадины в пустыне, был победой над этими «тормозами» покорности, разобщения, обессиливавшими людей.
Платонов писал: «Писать надо не талантом, а „человечностью“ — прямым чувством жизни», — и сам писал всей жизнью, вовлекая в любую картину самые далекие духовные и физические впечатления, раздумья многих лет. Пример тому — чудесный рассказ «Июльская гроза».
Вначале так легко идти по полевой тропке, среди хлебов вместе с двумя крестьянскими детьми Антошкой и Наташей к их бабушке. Но постойте! Кто это? Откуда? Что за старичок-полевичок появился вдруг перед детьми? Человек это или добрый дух, своего рода добрый домовой?
«Из глубины хлебов вышел к детям худой, с голым, незнакомым лицом старичок; ростом он был не больше Наташи, обут в лапти, а одет в старинные холщовые портки, заплатанные латками из военного сукна, и он нес за спиной плетеную кошелку. Старик также остановился против детей. Он поглядел на Наташу бледными, добрыми глазами, уже давно приглядевшимися ко всему на свете, снял шапку, свалянную из домашней шерсти, поклонился и прошел мимо». Возникает сомнение: а реальную ли тропку среди хлебов рисовал Платонов, не.условны ли и деревня, и гроза? Внешний мир творит, сплетая узы странных событий, силовое поле, оставляя в тени одни предметы, высвечивая другие.
Старичок-полевичок поклонился детям. «Поклонился» — не просто поздоровался, а как бы преклонился перед цветением юности, перед будущим, осознав по-пушкински мудро и возвышенно:
Тебе я место уступаю,
Мне время тлеть, тебе — цвести.
Старичок словно робеет перед высшим смыслом жизни, который несут, не осознавая этого, дети. И когда они ушли от бабушки — под грозу, испытав страх перед сиянием молний, освещавших «бугры могучего мрака на небе», — этот старичок появляется вновь, появляется с весьма характерным вопросом:
"— Вы кто такой-то? — хрипло спросил их близкий чужой голос.
Наташа подняла голову от Антошки. Склонившись на колени, возле них стоял худой старичок с незнакомым лицом, которого они встретили нынче, когда шли в гости к бабушке…
— Нам боязно стало, — сказала Наташа".
Казалось бы, при первой встрече старичка с ребятами следовало спросить: «Вы кто такой?» Но тогда ничего не угрожало детям, мир был добр и благодушен, а для беседы о грозе, о страхе нужна опасная обстановка, нужен прекрасный и яростный мир. Тогда читатель внимательнее относится к смыслу слов старичка: «Вы бойтесь, вам это надо». Не боятся ничего лишь отжившие, омертвевшие или бесчувственные истуканы! Писатель своеобразно «пугает» (если вообще пугает) своих героев, восхищаясь яростью природы: «Антошка увидел молнию, вышедшую из тьмы тучи и ужалившую землю. Сначала молния бросилась вниз далеко за деревней, подобралась обратно в высоту неба и оттуда сразу убила одинокое дерево...»
Л. Н. Толстой однажды сказал о возможностях человека: «Я убежден, что в человека вложена бесконечная не только моральная, но и физическая сила, но вместе с тем на эту силу положен ужасный тормоз — любовь к себе, или, скорее всего, память о себе, которая производит бессилие. Но как только человек вырвется из этого тормоза, он получает всемогущество».
Герои Платонова живут по этому принципу, это обыкновенные люди со своими достоинствами и недостатками, но всех их объединяет величие простых сердец.