Иследование эпизода «сон Онегина» в композиции романа

Сон Онегина со всей очевидностью усиливает эффект «зеркальности» композиции романа. Традиционно представление об этой «зеркальности» связывалось с моментами зарождения любви Татьяны к Онегину в третьей главе и страсти Онегина к Татьяне в восьмой главе, с двумя письмами героев, с двумя отповедями — Онегина в начале четвертой главы и Татьяны в конце восьмой. В двух снах героев также очевидна «зеркальность». Сон Онегина ретроспективно воссоздает то же трагическое событие (убийство Ленского), которое было предсказано в пророческом сне Татьяны.

Кроме того, сон Онегина содержит в себе образы, непосредственно отсылающие читателя к душевному состоянию Татьяны в срединных главах романа («тайные преданья сердечной, темной старины», «предсказанья», «сказки взор живой», «письма девы молодой»).

В образах, присутствующих в снах героев, наблюдаются и явные различия. Сказочным образам из сна Татьяны, имеющим в основе своей фольклорные корни и подчеркивающим живую связь Татьяны со стихией народной жизни, можно противопоставить метафорический образ фараона из сна Онегина («перед ним воображенье свой пестрый мечет фараон»). Как известно, фараон — название азартной карточной игры, символизирующей в творчестве Пушкина власть демонических сил над человеческой душой (вспомним «Пиковую даму»).

Душа Онегина оказалась целиком во власти этих сил, и зловещий образ фараона придает сну героя мрачный колорит. Мир зла, господствующий в сне Онегина, включает в себя и «врагов забвенных», и «клеветников», и «трусов злых», и «рой изменниц молодых», и «круг товарищей презренных». Эти лица из прошлого Онегина, как и образ фараона, становятся символом недолжного бытия, которое привело героя к душевной смерти.

Итак, мы видим, что сон Онегина в восьмой главе пушкинского романа, выполняя существенную композиционную роль, проясняет духовное содержание и трагический смысл всего произведения.