Русские сочинения
-
Пушкин А.С.
-
Погасло дневное светило...
-
Стихотворение А. С. Пушкина «Погасло дневное светило…» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. С. Пушкина «Погасло дневное светило…» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. С. Пушкина «Погасло дневное светило…» (восприятие, истолкование, оценка)
Стихотворение А. С. Пушкина «Погасло дневное светило…», написанное в августе 1820 года во время морского плавания с Раевскими, принято считать первой романтической элегией поэта.
Автор включил ее в сборник «Стихотворений» 1826 года с пометой в оглавлении «Подражание Байрону». У Пушкина и Байрона было и некоторое сходство биографий, и похожее направление поэтической мысли. Жили они в одно и то же мятежное время, оба очень любили свободу.
Стихотворение А. С. Пушкина связано также с поздними элегиями Батюшкова: переосмысление центральных мотивов, использование подобных поэтических формул, элементов языка. Диалог с Батюшковым открывается и завершается рефреном — звучащие строки, определяющие музыкальный тон стихотворения:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся надо мной, угрюмый океан.
В центре биографического мифа, созданного Пушкиным о себе, оказывается образ поэта, пишущего ночью на корабле, вдали от родины, прекрасные стихи, начинающие в его творчестве новую страницу. Согласно слухам, в похожих обстоятельствах была сочинена элегия Батюшкова «Тень друга». Пушкин, видимо, хотел, чтобы его стихотворение и в этом отношении соотносилось с поэзией предшественника. На рубеже 1810 — 1820-х годов использование чьих-либо достижений считалось одним из условий настоящего поэтического творчества.
Подзаголовок же элегии был вызван запросами читателей и литературной моды, так как к концу 1820 года Байрон стал кумиром русской поэтической аудитории.
Стихотворение Пушкина отражает настроения в связи с переменой всей жизни поэта. Перед отъездом из столицы он писал Вяземскому: «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу»:
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный…
Мотив добровольного бегства является здесь основным:
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья.
Впервые в связи с этим в поэзии Пушкина намечаются черты психологического склада.
Читатели восприняли горькие строки элегии «Погасло дневное светило» как признание автора. Эпитет «туманной» (родины) ассоциировался у них, конечно же, с туманами северной столицы:
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей.
Здесь «пламенем страстей впервые чувства загорались», «рано в бурях отцвела… потерянная младость». Душевному состоянию поэта соответствовал ропот морской стихии.
Используя художественные средства языка, А. С. Пушкин передает грустное, эпическое состояние души лирического героя, которому «легкокрылая… изменила радость».
Поэт попытался соединить в своем стихотворении тему безнадежности (батюшковский мотив) и тему надежды.
жды. В результате текст элегии Пушкина оказался внутренне противоречивым, но не пессимистичным.
Стихотворение А. С. Пушкина «Погасло дневное светило…», написанное в августе 1820 года во время морского плавания с Раевскими, принято считать первой романтической элегией поэта.
Автор включил ее в сборник «Стихотворений» 1826 года с пометой в оглавлении «Подражание Байрону». У Пушкина и Байрона было и некоторое сходство биографий, и похожее направление поэтической мысли. Жили они в одно и то же мятежное время, оба очень любили свободу.
Стихотворение А. С. Пушкина связано также с поздними элегиями Батюшкова: переосмысление центральных мотивов, использование подобных поэтических формул, элементов языка. Диалог с Батюшковым открывается и завершается рефреном — звучащие строки, определяющие музыкальный тон стихотворения:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся надо мной, угрюмый океан.
В центре биографического мифа, созданного Пушкиным о себе, оказывается образ поэта, пишущего ночью на корабле, вдали от родины, прекрасные стихи, начинающие в его творчестве новую страницу. Согласно слухам, в похожих обстоятельствах была сочинена элегия Батюшкова «Тень друга». Пушкин, видимо, хотел, чтобы его стихотворение и в этом отношении соотносилось с поэзией предшественника. На рубеже 1810 — 1820-х годов использование чьих-либо достижений считалось одним из условий настоящего поэтического творчества.
Подзаголовок же элегии был вызван запросами читателей и литературной моды, так как к концу 1820 года Байрон стал кумиром русской поэтической аудитории.
Стихотворение Пушкина отражает настроения в связи с переменой всей жизни поэта. Перед отъездом из столицы он писал Вяземскому: «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу»:
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный…
Мотив добровольного бегства является здесь основным:
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья.
Впервые в связи с этим в поэзии Пушкина намечаются черты психологического склада.
Читатели восприняли горькие строки элегии «Погасло дневное светило» как признание автора. Эпитет «туманной» (родины) ассоциировался у них, конечно же, с туманами северной столицы:
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей.
Здесь «пламенем страстей впервые чувства загорались», «рано в бурях отцвела… потерянная младость». Душевному состоянию поэта соответствовал ропот морской стихии.
Используя художественные средства языка, А. С. Пушкин передает грустное, эпическое состояние души лирического героя, которому «легкокрылая… изменила радость».
Поэт попытался соединить в своем стихотворении тему безнадежности (батюшковский мотив) и тему надежды.
жды. В результате текст элегии Пушкина оказался внутренне противоречивым, но не пессимистичным.