Русские сочинения
-
Салтыков-Щедрин М.Е.
-
История одного города
-
Гротеск в сатире Щедрина. Тема эта нами далеко не исчерпана
Гротеск в сатире Щедрина. Тема эта нами далеко не исчерпана
Конкретный анализ сочинений Щедрина убедил нас и том, что гротеск, не являясь «непременной» чертой поэтики писателя, вместе с тем занимает в его сатире весьма важное место. Гротеск использовался Салтыковым па протяжении всей его творческой деятельности. Использовался не только как литературный прием, элемент стиля, по и как принцип типизации, определивший структуру целого ряда произведений сатирика, в том число таких выдающихся, как «История одного города» и «Сказки».
Гротеск Щедрина был гротеском реалистическим. Он выступал в творчестве писателя как эффективнейшее средство познания действительности, обнаружения ее внутренних закономерностей. Он явился емкой, лаконичной формой сатирической типизации, тяготеющей к концентрированному художественному обобщению. Он занял вместе с тем важное место в системе «эзопова языка» сатирика, став надежной формой иносказания.
Показательно, что особенно интенсивное обращение Щедрина к гротеску падает на те исторические периоды. Которые отличаются резким усилением политической реакции. Так было в конце 60-х годов, после покушения на Александра II, когда писатель написал историю города Глупова и первые сказки. Так было в начале 80-х годов, после убийства царя, когда сатирик создал большинство произведений, составивших замечательный сказочный цикл.
Разумеется, было бы нелепо делать отсюда вывод, будто наступление политической реакции «способствует» расцвету гротеска. Щедрин обращался к гротеску для того, чтобы противостоять реакции, чтобы в условиях жестокого цензурного гнета высказать волновавшие его политические и социальные идеи. И сила сатирического гротеска писателя была обусловлена силой того отпора, который он давал реакции, энергией его духовного сопротивления. Ни угроза политических репрессий, ни постоянные цензурные придирки и запрещения не смогли «утихомирить» писателя, заставить его отказаться от трудной, но благородной миссии сатирика, отважно бичующего самые основы существующего строя.
На все попытки реакции перейти в решительное наступление на прогрессивные круги общества Щедрин отвечал не менее решительным сатирическим контрнаступлением. При этом фантастика и гротеск помогали ему провести через цензуру такие мысли, которые при прямом, открытом своем выражении ни в коем случае не были бы допущены в печать.
Так, например, гротескный город Глупов, явившийся «моделью» всего самодержавного государства, был воспринят цензурой поначалу как провинциальный городишко, а градоначальники, контаминировавшие в себе черты, свойственные самовластным правителям самых различных рангов, вплоть до самих царей, были истолкованы как провинциальные администраторы. «В означенном сатирическом очерке,— писал цензор по поводу первых глав «Истории одного города", — предается осмеянию провинциальная администрация, выставляются напоказ ее промахи, ее слабости, ее неумелость, конечно, в довольно общих формах и изображениях, так что трудно приписать ее к какой-нибудь известной местности. Для непосвященного в тайны автора читателя многое остается в означенном очерке совершенно непонятным, темным и даже бессмысленным.
йны автора читателя многое остается в означенном очерке совершенно непонятным, темным и даже бессмысленным. Прием сказочного описания еще менее дает основания к судебному преследованию автора за намерение оскорбить власть и ее представителей...»
Конечно, истинный смысл гротесковых сцен зачастую не мог укрыться от бдительного ока цензоров. Но в то же время «ухватить» сатирика было нелегко, особенно в тех случаях, когда в стенах цензурного ведомства находились люди, стремившиеся помочь Щедрину.
В декабре 1882 года Санкт-Петербургский цензурный комитет представил в Главное управление по делам печати донесение, в котором докладывалось, что в сказке о ретивом начальнике видно намерение автора представить в самом безобразном виде высшее начальство. В донесении излагалось содержание сказки, а далее делалось заключение: «Правда, он говорит, что это происходило давно, но не отрицает возможности такого управления и теперь».
Донесение это рассматривал член Главного управления по делам печати Лазаревский, который постарался защитить сказку о ретивом начальнике, истолковав ее как фантастическую нелепость, не имеющую отношения к современной действительности. «Компания беглецов,— писал Лазаревский о героях «Современной идиллии», затеяла от скуки литературный вечер, на котором, в числе прочих нелепостей, Очищенный рассказывал сказку «несомненно фантастического характера", о «ретивом начальнике", который задался программой «науки упразднить, город спалить, вообще наносить вред, чтобы после оказалась польза". Очевидно, что эта фантастическая сказка ничего общего с сущностью статьи не имеет, как и другие чтения на этом литературном вечере».
Благодаря приемам «сказочного описания», благодаря фантастике и гротеску Щедрину удавалось в подцензурных сатирических произведениях показать такие стороны действительности, изображение которых в их реальном, конкретно-историческом виде было невозможно. Однако обращение писателя к гротесковым формам диктовалось не только цензурными соображениями, по и потребностью дать максимально емкое художественное обобщение, своего рода «итог» написанного ранее.
Именно такую роль играли в конце 60-х годов «История одного города» и созданные в это время сказки, которые как бы подытожили то, что было сделано писателем за предыдущий период его литературной деятельности, вобрав в себя самое главное, самое существенное. Именно такую роль сыграли и «Сказки», написанные в 80-е годы: они тоже явились своего рода «квинтэссенцией» тех мотивов, образов, коллизий, которые разрабатывались сатириком на протяжении всей его творческой жизни.
Гротеск Щедрина был гротеском реалистическим. Он выступал в творчестве писателя как эффективнейшее средство познания действительности, обнаружения ее внутренних закономерностей. Он явился емкой, лаконичной формой сатирической типизации, тяготеющей к концентрированному художественному обобщению. Он занял вместе с тем важное место в системе «эзопова языка» сатирика, став надежной формой иносказания.
Показательно, что особенно интенсивное обращение Щедрина к гротеску падает на те исторические периоды. Которые отличаются резким усилением политической реакции. Так было в конце 60-х годов, после покушения на Александра II, когда писатель написал историю города Глупова и первые сказки. Так было в начале 80-х годов, после убийства царя, когда сатирик создал большинство произведений, составивших замечательный сказочный цикл.
Разумеется, было бы нелепо делать отсюда вывод, будто наступление политической реакции «способствует» расцвету гротеска. Щедрин обращался к гротеску для того, чтобы противостоять реакции, чтобы в условиях жестокого цензурного гнета высказать волновавшие его политические и социальные идеи. И сила сатирического гротеска писателя была обусловлена силой того отпора, который он давал реакции, энергией его духовного сопротивления. Ни угроза политических репрессий, ни постоянные цензурные придирки и запрещения не смогли «утихомирить» писателя, заставить его отказаться от трудной, но благородной миссии сатирика, отважно бичующего самые основы существующего строя.
На все попытки реакции перейти в решительное наступление на прогрессивные круги общества Щедрин отвечал не менее решительным сатирическим контрнаступлением. При этом фантастика и гротеск помогали ему провести через цензуру такие мысли, которые при прямом, открытом своем выражении ни в коем случае не были бы допущены в печать.
Так, например, гротескный город Глупов, явившийся «моделью» всего самодержавного государства, был воспринят цензурой поначалу как провинциальный городишко, а градоначальники, контаминировавшие в себе черты, свойственные самовластным правителям самых различных рангов, вплоть до самих царей, были истолкованы как провинциальные администраторы. «В означенном сатирическом очерке,— писал цензор по поводу первых глав «Истории одного города", — предается осмеянию провинциальная администрация, выставляются напоказ ее промахи, ее слабости, ее неумелость, конечно, в довольно общих формах и изображениях, так что трудно приписать ее к какой-нибудь известной местности. Для непосвященного в тайны автора читателя многое остается в означенном очерке совершенно непонятным, темным и даже бессмысленным.
йны автора читателя многое остается в означенном очерке совершенно непонятным, темным и даже бессмысленным. Прием сказочного описания еще менее дает основания к судебному преследованию автора за намерение оскорбить власть и ее представителей...»
Конечно, истинный смысл гротесковых сцен зачастую не мог укрыться от бдительного ока цензоров. Но в то же время «ухватить» сатирика было нелегко, особенно в тех случаях, когда в стенах цензурного ведомства находились люди, стремившиеся помочь Щедрину.
В декабре 1882 года Санкт-Петербургский цензурный комитет представил в Главное управление по делам печати донесение, в котором докладывалось, что в сказке о ретивом начальнике видно намерение автора представить в самом безобразном виде высшее начальство. В донесении излагалось содержание сказки, а далее делалось заключение: «Правда, он говорит, что это происходило давно, но не отрицает возможности такого управления и теперь».
Донесение это рассматривал член Главного управления по делам печати Лазаревский, который постарался защитить сказку о ретивом начальнике, истолковав ее как фантастическую нелепость, не имеющую отношения к современной действительности. «Компания беглецов,— писал Лазаревский о героях «Современной идиллии», затеяла от скуки литературный вечер, на котором, в числе прочих нелепостей, Очищенный рассказывал сказку «несомненно фантастического характера", о «ретивом начальнике", который задался программой «науки упразднить, город спалить, вообще наносить вред, чтобы после оказалась польза". Очевидно, что эта фантастическая сказка ничего общего с сущностью статьи не имеет, как и другие чтения на этом литературном вечере».
Благодаря приемам «сказочного описания», благодаря фантастике и гротеску Щедрину удавалось в подцензурных сатирических произведениях показать такие стороны действительности, изображение которых в их реальном, конкретно-историческом виде было невозможно. Однако обращение писателя к гротесковым формам диктовалось не только цензурными соображениями, по и потребностью дать максимально емкое художественное обобщение, своего рода «итог» написанного ранее.
Именно такую роль играли в конце 60-х годов «История одного города» и созданные в это время сказки, которые как бы подытожили то, что было сделано писателем за предыдущий период его литературной деятельности, вобрав в себя самое главное, самое существенное. Именно такую роль сыграли и «Сказки», написанные в 80-е годы: они тоже явились своего рода «квинтэссенцией» тех мотивов, образов, коллизий, которые разрабатывались сатириком на протяжении всей его творческой жизни.