Русские сочинения - Салтыков-Щедрин М.Е. - История одного города - Иго безумия в "Истории одного города" М.Е.Салтыкова-Щедрина

Иго безумия в "Истории одного города" М.Е.Салтыкова-Щедрина

История города Глупова — это «история, содержанием которой является беспрерывный испуг», история, которая сводится к тому, что «градоначальники секут, а обыватели трепещут». Летопись города Глупова вон лощает наиболее темные стороны истории «немытой» России, о которой с такой болью говорил Лермонтов.
Обращение к прошлому в сочетании с острой злободневностью определило особенности языка «Истории одного города». Это удивительный сплав старинных речений и новообразований, народно-поэтических форм и слов иностранного происхождения. Такое «смешенье языков» создает на редкость комический эффект.
Щедрин мастерски владеет старинным слогом древних летописей, указов, грамот. Столь же мастерски воспроизводит сатирик народно-поэтическую речь. Повествование нередко звучит как народный сказ, в нем встречаются сказочные обороты («очи ясные», «добры молодцы», «долго ли, коротко ли», «все ельничком да березничком»), слышатся интонации живой устной речи, и тут же употребляются слова современной публицистики.
Рассказывая о древней истории, о событиях, отнесенных к XVIII веку, сатирик допускает не только в языке, но и в изложении фактов нарочитые анахронизмы, неожиданно вводя в свою летопись упоминание то о железных дорогах, то о «лондонских агитаторах» (то есть Герцене и Огареве). Глава «О корени происхождения глуповцев» начинается подражанием «Слову о полку Игореве», при этом вводятся имена современников Щедрина — ученых-историков.
Так минувшее и настоящее причудливо переплелись на страницах «Истории одного города». Перед нами — художественное исследование самодержавного строя и сущности рабской психологии. Черты ее сатирик находит и в прошлом, и в современности.
Писатель разоблачает самую сущность самодержавной системы, антинародный характер правящей власти — ив этом прежде всего заключена злободневная направленность его сатиры.
Уже из «описи градоначальникам» нетрудно понять, кто правители народа и какова их деятельность. Все это невежды и проходимцы, реформы которых бессмысленны и вредны. Один градоначальник вводит просвещение — другой его упраздняет, один строит город — другой его разрушает, один пренебрегает законами — другой издает их по всякому поводу и без всякого смысла.
История Глупова свидетельствует о том, что лучше всего народу жилось при градоправителе, который делами совсем не занимался, так как у него была фаршированная голова. А самый старший из всех градоначальников — это градоначальник наиболее деятельный, Угрюм-Бурчеев. Он воплощает в себе самую сущность единовластия, тупой и слепой силы. Щедрин создает незабываемый портрет этого фанатика непреклонности. У него был «взор, светлый как сталь, взор, совершенно свободный от мысли». Портрет его дается на фоне такого пейзажа: «пустыня, посреди которой стоит острог; сверху, вместо неба, нависла серая солдатская шинель.

ель..."
Случайно добравшись до власти, градоначальники столь же случайно сходят со сцены. Судьба их отражает характерные для русского самодержавия дворцовые перевороты, жертвой которых были и цари, и их фавориты.
Сатирическое обличение направлено не против отдельных личностей; невероятные события, изображенные в «Истории...», выявляют сущность правительственной системы Российской империи — «жизнь, находящуюся под игом безумия».
Злой сарказм, ненависть и презрение пронизывают страницы «Истории...», где рисуются образы градоначальников. Иные чувства автора выражены там, где речь идет о народе.
Скорбной насмешкой и горечью полны страницы «Истории одного города», рисующие глуповцев, в образе которых писатель воплотил все то темное, косное, рабское, что веками накапливалось в русском обществе и в народной среде «под игом безумия». Рабский, бессмысленный страх и холопское начальстволюбие — вот что руководит поступками глуповских обывателей.
Под игом тупой и жестокой власти нет конца мучениям народным. История глуповцев — это история разнообразных бедствий. То идут войны «за просвещение», под которым разумеются насильственные посевы горчицы и персидской ромашки, то «против просвещения»; то наступает засуха, бескормица, то пожары истребляют дома и имущество жителей. «Не скажешь, что тут горит, что плачет, что страдает; тут все горит, все плачет, все страдает… Даже стонов отдельных не слышно» — так рисуется картина народных бедствий. Века страданий и рабства породили тупую философию.
Правда, когда становится уж совсем невмоготу, вспыхивают бунты. История Глупова богата бунтами, но каждый из них — «бунт бессмысленный и беспощадный». Глуповцы топят в реке, бросают с раската первых попавшихся граждан и легко поддаются усмирению. Бунт завершается повальной поркой, зачинщиков тащат на съезжую, и глуповцы снова предаются страху и трепету. Сущность глуповских бунтов определил один старожил: «Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого такая примета: коли секут — так уж и знаешь, что бунт!»
Реакционеры обвиняли Щедрина в глумлении над русским народом. Возражая им, сатирик писал: «Я люблю Россию до боли сердечной...» Боль эту вызывала забитость, темнота и покорность народных масс, пассивность общества, терпевшего гнет самодержавия. Этой болью полно было сердце всех лучших русских людей. Эта боль была наивысшим проявлением их любви к многострадальной родине.
Изображая в прошлом — настоящее, в фантастическом — реальное, сочетая комическое с трагическим, широко используя эзопов язык, Щедрин сурово осуждал рабство во всех его проявлениях и призывал сбросить его иго.