ЖАНР СКАЗКИ В ТВОРЧЕСТВЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА.

ЖАНРСКАЗКИ В ТВОРЧЕСТВЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА.
Сказки Салтыкова-Щедрина обычно определяюткак итог его сатирического творчества. Итакой вывод в какой-то мере оправ­дан.Сказки хронологически завершаютсобственно сатирическое творчествописателя. Как жанр — щедринская сказкапостепенно вызревала в творчестве писателяиз фантастических и образных элементов егосатиры. Немало в них и фольклорных заставок,на­чиная от использования формы давнопрошедшего времени (“Жил-был”) изаканчивая обильным количеством пословиц ипоговорок, которыми они пересыпаны. В своихсказках писатель затрагивает множествопроблем: социальных, политических иидеологических. Так, жизнь русскогообщества запечатлена в них в длинном рядуминиатюрных по объему картин. В сказкахпредставлена социаль­ная анатомияобщества в виде целой галереи зооморфных,сказоч­ных образов.
Так, в сказке “Карась-идеалист”представлена система идей, ко­тораяотвечала мировоззрению самого Щедрина. Этовера в идеал социального равенства и вера вгармонию, во всеобщеесчастье. Но, напоминает писатель: “На то ищука, чтобы караси не дремали”. Карасьвыступает в роли проповедника. Онкрасноречив и прекра­сен в проповедибратской любви: “Знаешь ли ты, что такоедоброде­тель? — Щука раскрыла рот отудивления, машинально потянула воду и…проглотила карася”. Такова природа всехщук — жрать карасей. В этой крохотнойтрагедии Щедрин представил то, что ха­рактерновсякому обществу и всякой организации, чтосоставляет природный и естественный законих развития: есть сильные,кто ест, и есть слабые — кого едят. Аобщественный прогресс — это обычный процесспожирания одних другими. Конечно, в демокра­тическихкругах подобный пессимизм художника вызвалспоры и нарекания. Но прошло время — ищедринская правота стала право­тойисторической.
Но доставалось в сказках не толькоинтеллигенции. Хорош и народ в своейрабской покорности. Страшные и нехорошиекартин­ки нарисовал писатель в “Повести отом, как один мужик двух ге­нераловнакормил”.
Вот портрет крестьянина. “Громадныймужичина”, на все руки мастер. И яблок сдерева достал, и картофель из земли добыл, исилок приготовил для рябчиков изсобственных волос, и огонь из­влек, ипровизии напек, и пуха лебяжьего набрал. Ичто же? Гене­ралам по десятку яблок, а себе“одно, кислое”. Сам и веревку свил, чтобыгенералы держали его ночью на привязи. Даеще готов был “генералов порадовать за то,что они его, тунеядца, жаловали и му­жицкимего трудом не брезговали!” Сколькогенералы ни ругают мужика за тунеядство, амужик “все гребет и гребет, да кормит ге­нераловселедками”. Трудно представить себе болеерельефное и от­четливое изображениенравственного состояния крестьян: пассив­наярабская психология, невежество. Щедринсловно видит рус­ский народ глазамиПорфирия Петровича из “Преступления и на­казания”.Тот прямо называл мужика иностранцем,настолько не­доступен был для него образмыслей, поведение и мораль русского народа.
У Щедрина подобное отношение к своемународу приобрело притчеобразную идоступную форму.
Щедрин любуется силой ивыносливостью мужика, которые для него также естественны, как и его беспримернаяпокорность и пол­ный идиотизм. В этомконтексте нехарактерна сказка “Медведь навоеводстве”, где мужики все-таки теряюттерпение и сажают медве­дя на рогатину.Однако Топтыгин 2-й в этой сказке не столькоэкс­плуататор, сколько обычный грабитель,этакий Маныл Самылович Урус-Кугуш-Кильдибаевиз “Истории одного города”. А разбойни­ковна Руси никогда не жаловали — отсюда ирогатина.
В своих сказках Щедрин полон сарказма. В нихон никого не жалует. Достается всем: иправым и неправым, и пескарям премуд­рым, ирусским либералам, и щуке, и самодержавию, имужикам русским.
Вспомним моральный кодекс вяленой воблы: “Тишеедешь, дальше будешь; маленькая рыбка лучше,чем большой таракан… Уши выше лба не растут”- вот что Щедрину противно особо, ак­куратнаясерость. Против нее протест, язвительнаясатира сказок. И все же выборы неутешительные, сказки Щедрина актуальны исейчас, а следовательно, общество нашестабильно: карасей глота­ют, генераловкормят, вобла проповедствует,здравомыслящий заяц с лисой играет, — вобщем, все по-прежнему: “И всякому зверюсвое житье: льву — львиное, лисе — лисье,зайцу — заячье”.