Интерпретации Образа Щукаря
Несправедливое вульгаризаторское отношение к шолоховскому роману проявилось и в, казалось бы, частном вопросе — интерпретации образа деда Щукаря. В 1987 г. в периферийных газетах была растиражирована статья журналиста Л.Воскресенского «Смешон ли дед Щукарь?», первоначально опубликованная в «Московских новостях». В ней Щукарь предстает как тунеядец, лентяй, варварски относящийся к лошади… Очень сомнительна для автора статьи воспитательная роль этого образа. «Даже городскому жителю,- возмущается Воскресенский,- трудно без стыда и боли одолеть эти четыре страницы „смешного текста“, а каково крестьянину, имевшему дело с лошадью и знающему, что такое лошадь в хозяйстве».
Однако, есть такая черта в русском характере: ради красного словца не пожалеть и родного отца. Что уж тут о лошади говорить. Художественный образ — не наставление по трудовому воспитанию, а эстетическое пересоздание действительности, способствующее всестороннему развитию личности.
Л.Воскресенского в «развенчании» Щукаря поддержал А.Знаменский в завидного объема статье «Трагикомедия мелкой души: так кто же он такой, всем хорошо известный дед Щукарь?» (Литературная Россия.- 1987.- 18 декабря). При этом автором говорится немало высоких слов о мастерстве Шолохова: «Вот уже полвека живет среди нас этот замечательный старичок, потешая, развлекая и удивляя. Он совершенно не стареет… Мы пытаемся проникнуть в секрет его разительной живучести, уже сделавшей заявку на вечность, бессмертие». Однако, какой смысл вкладывает автор статьи в этот действительно нарицательный и неординарный образ? Как согласуется трактовка А.Знаменского с шолоховской идейно-художественной концепцией? Ответ на эти вопросы, увы, неутешительный.
Знаменитый старичок, по мнению краснодарского литератора, оказался… лодырем и люмпеном и «трудовой среде как-то не очень подходит, не сливается с ней». Он — «соль земли наоборот», «Человек наизнанку», только примазавшийся к званию трудящегося человека. «Как у всякого люмпена, в нем с малых лет (оказывается, люмпеном человек уже рождается ) живет сладостная мечта о безбедной, независимой жизни, минуя труд». В доказательство автор разбирает эпизод за эпизодом многие страницы романа — от «ошибки» бабки-повитухи и рыбной ловли «юного прагматика» до неудачного кашеварства Щукаря в бригаде Любишкина. Но вот то, что идет в разрез с «концепцией» А.Знаменского, он, разумеется, опускает. И то, что крышу Марине Поярковой старый дед перекрыл лучше молодого Разметнова.
И то, что назначенный кучером и конюхом при правлении колхоза Щукарь «несложные обязанности свои выполнял неплохо». Коней запрягал, соперничая в быстроте с гремяченской пожарной командой. Даже спать, несмотря на весенние заморозки, перешел было в конюшню, а после скандала, учиненного женой, «два раза за ночь ходил проведывать жеребцов, конвоируемый своей ревнивой супругой».
вой супругой". Юмор Шолохова в данном контексте не снимает серьезной оценки трудовой бытности Щукаря. Чем больше вчитываешься в статью «Трагикомедия мелкой души...», тем яснее понимаешь: главная вина Щукаря, по Знаменскому, в том, что он посягнул на кулацкий тулуп, почувствовал и свое право приблизиться к «обобществленному живому и мертвому инвентарю». Вот за это-то и обвиняется он теперь даже не в крохоборстве только, а в алчности, в корыстной страсти к «интересу».
Алчность героя доказывается кражей курицы у соседа: не для себя, для бригады, но тоже, как подчеркивается в статье, из личных, корыстных побуждений. И, конечно же, за рамками статьи остается продолжение эпизода, когда сосед отдает Щукарю и вторую курицу, понимая, что пахарей надо кормить.
Создается впечатление, что А.Знаменский разделяет точку зрения одного из героев романа, предлагавшего создать два колхоза: один — для зажиточных хозяев, владеющих тяглом, другой — для голытьбы. За этим у него, как и у Л.Воскресенского, стоит уверенность, что все бедняки — лодыри. кстати, мысль о том, что среди бедняков были и такие, Шолоховым нисколько не оспаривается. Но при чем здесь дед Щукарь? А.Знаменский очень подробно цитирует сетования Любишкина на то, что не выполнить ему план с такими, как Щукарь, «забывая», что в не таких, как Щукарь, было дело, да и оказался он в бригаде временно, ибо по возрасту своему он уже отпахался, послан был в бригаду в горячую пору для посильной помощи.
Шолохов, в отличие от современных публицистов, не считал всех бедняков лодырями (для подлинно глубокого прочтения романа надо обратить особое внимание хотя бы на такую фигуру, как Павел Любишкин).
Причиной бедности могли быть и стихийные бедствия, и несчастный случай, потерянное на войне здоровье, не способствующий расцвету хозяйства состав семьи, наконец, социальная незащищенность: батрак есть батрак! И если даже принять всерьез мысль А.Знаменского, что Щукарь по природе своей не крестьянин, то и это не повод для унижения и искажения человеческой сущности Щукаря, сетовавшего, что в крестьянской бытности не было у него удачи. Нет оснований глумиться над сожалениями уже старого и немощного человека, что новая власть пришла «трошки поздно», что «лет сорок бы назад… я бы, может, другим человеком был».
А.Знаменский, напротив, комизм образа Щукаря понимает как крушение утопической мечты люмпена «случайно поджиться» и возвыситься над другими, как крах надежды на скорый и полный успех вне труда, принимающей анекдотические, грустно-веселые, а иногда и трагикомические черты. По этой «концепции» крах настигает Щукаря даже не в конце романа (если крахом позволительно называть искреннее и глубокое человеческое горе, воспринимаемое нами как голос народа, оплакивающего своих погибших сынов), а когда он дает «отлуп» Майданникову. Дескать, понял, что и в колхозе главная фигура — труженик.
Однако, есть такая черта в русском характере: ради красного словца не пожалеть и родного отца. Что уж тут о лошади говорить. Художественный образ — не наставление по трудовому воспитанию, а эстетическое пересоздание действительности, способствующее всестороннему развитию личности.
Л.Воскресенского в «развенчании» Щукаря поддержал А.Знаменский в завидного объема статье «Трагикомедия мелкой души: так кто же он такой, всем хорошо известный дед Щукарь?» (Литературная Россия.- 1987.- 18 декабря). При этом автором говорится немало высоких слов о мастерстве Шолохова: «Вот уже полвека живет среди нас этот замечательный старичок, потешая, развлекая и удивляя. Он совершенно не стареет… Мы пытаемся проникнуть в секрет его разительной живучести, уже сделавшей заявку на вечность, бессмертие». Однако, какой смысл вкладывает автор статьи в этот действительно нарицательный и неординарный образ? Как согласуется трактовка А.Знаменского с шолоховской идейно-художественной концепцией? Ответ на эти вопросы, увы, неутешительный.
Знаменитый старичок, по мнению краснодарского литератора, оказался… лодырем и люмпеном и «трудовой среде как-то не очень подходит, не сливается с ней». Он — «соль земли наоборот», «Человек наизнанку», только примазавшийся к званию трудящегося человека. «Как у всякого люмпена, в нем с малых лет (оказывается, люмпеном человек уже рождается ) живет сладостная мечта о безбедной, независимой жизни, минуя труд». В доказательство автор разбирает эпизод за эпизодом многие страницы романа — от «ошибки» бабки-повитухи и рыбной ловли «юного прагматика» до неудачного кашеварства Щукаря в бригаде Любишкина. Но вот то, что идет в разрез с «концепцией» А.Знаменского, он, разумеется, опускает. И то, что крышу Марине Поярковой старый дед перекрыл лучше молодого Разметнова.
И то, что назначенный кучером и конюхом при правлении колхоза Щукарь «несложные обязанности свои выполнял неплохо». Коней запрягал, соперничая в быстроте с гремяченской пожарной командой. Даже спать, несмотря на весенние заморозки, перешел было в конюшню, а после скандала, учиненного женой, «два раза за ночь ходил проведывать жеребцов, конвоируемый своей ревнивой супругой».
вой супругой". Юмор Шолохова в данном контексте не снимает серьезной оценки трудовой бытности Щукаря. Чем больше вчитываешься в статью «Трагикомедия мелкой души...», тем яснее понимаешь: главная вина Щукаря, по Знаменскому, в том, что он посягнул на кулацкий тулуп, почувствовал и свое право приблизиться к «обобществленному живому и мертвому инвентарю». Вот за это-то и обвиняется он теперь даже не в крохоборстве только, а в алчности, в корыстной страсти к «интересу».
Алчность героя доказывается кражей курицы у соседа: не для себя, для бригады, но тоже, как подчеркивается в статье, из личных, корыстных побуждений. И, конечно же, за рамками статьи остается продолжение эпизода, когда сосед отдает Щукарю и вторую курицу, понимая, что пахарей надо кормить.
Создается впечатление, что А.Знаменский разделяет точку зрения одного из героев романа, предлагавшего создать два колхоза: один — для зажиточных хозяев, владеющих тяглом, другой — для голытьбы. За этим у него, как и у Л.Воскресенского, стоит уверенность, что все бедняки — лодыри. кстати, мысль о том, что среди бедняков были и такие, Шолоховым нисколько не оспаривается. Но при чем здесь дед Щукарь? А.Знаменский очень подробно цитирует сетования Любишкина на то, что не выполнить ему план с такими, как Щукарь, «забывая», что в не таких, как Щукарь, было дело, да и оказался он в бригаде временно, ибо по возрасту своему он уже отпахался, послан был в бригаду в горячую пору для посильной помощи.
Шолохов, в отличие от современных публицистов, не считал всех бедняков лодырями (для подлинно глубокого прочтения романа надо обратить особое внимание хотя бы на такую фигуру, как Павел Любишкин).
Причиной бедности могли быть и стихийные бедствия, и несчастный случай, потерянное на войне здоровье, не способствующий расцвету хозяйства состав семьи, наконец, социальная незащищенность: батрак есть батрак! И если даже принять всерьез мысль А.Знаменского, что Щукарь по природе своей не крестьянин, то и это не повод для унижения и искажения человеческой сущности Щукаря, сетовавшего, что в крестьянской бытности не было у него удачи. Нет оснований глумиться над сожалениями уже старого и немощного человека, что новая власть пришла «трошки поздно», что «лет сорок бы назад… я бы, может, другим человеком был».
А.Знаменский, напротив, комизм образа Щукаря понимает как крушение утопической мечты люмпена «случайно поджиться» и возвыситься над другими, как крах надежды на скорый и полный успех вне труда, принимающей анекдотические, грустно-веселые, а иногда и трагикомические черты. По этой «концепции» крах настигает Щукаря даже не в конце романа (если крахом позволительно называть искреннее и глубокое человеческое горе, воспринимаемое нами как голос народа, оплакивающего своих погибших сынов), а когда он дает «отлуп» Майданникову. Дескать, понял, что и в колхозе главная фигура — труженик.