Русские сочинения
-
Солженицын А.И.
-
Один день Ивана Денисовича
-
Герой повести-рассказа Солженицына «Один день Ивана Денисовича»
Герой повести-рассказа Солженицына «Один день Ивана Денисовича»
Образ Ивана Денисовича как бы сложен автором из двух реальных людей. Один из них — Иван Шухов, уже немолодой боец артиллерийской батареи, которой в войну командовал Солженицын. Другой — сам Солженицын, отбывавший срок по пресловутой 58-й статье в 1950-1952 гг. в лагере в Экибастузе и тоже работавший там каменщиком. В 1959 г. Солженицын начал писать повесть «Щ-854» (лагерный номер зека Шухова). Затем повесть получила название «Один день одного зека». В редакции журнала «Новый мир», в котором впервые была напечатана эта повесть (№ 11, 1962), по предложению А. Т.Твардовсюго ей дали название «Один день Ивана Денисовича».
Образ Ивана Денисовича имеет особое значение для русской литературы 60-х гг. наряду с образом до-пора Живаго и поэмой Анны Ахматовой «Реквием». После опубликования повести в эпоху т. н. хрущевской оттепели, когда был впервые осужден «культ личности» Сталина, И. Д. стал для всего тогдашнего СССР обобщенным образом советского зека — заключенного советских исправительно-трудовых лагерей. Многие бывшие осужденные по 58-й статье узнавали в И. Д. самих себя и свою судьбу.
Шухов — герой из народа, из крестьян, судьбу которого ломает беспощадная государственная система. Попав в адскую машину лагеря, перемалывающую, уничтожающую физически и духовно, Шухов пытается выжить, но при этом остаться человеком. Поэтому в хаотической круговерти лагерного небытия он ставит самому себе предел, ниже которого не должен опускаться (не есть в шапке, не есть рыбьи глаза, плавающие в баланде), — иначе гибель, сначала духовная, а потом и физическая. В лагере, в этом царстве беспрерывной лжи и обмана, гибнут именно те, кто предает себя (лижет миски), предает свое тело (околачивается в лазарете), предает своих (стукач), — ложь и предательство губят в первую очередь именно тех, кто им подчиняется.
Особые споры вызвал эпизод «ударного труда» — когда герой и вся его бригада вдруг, словно забыв, что они рабы, с каким-то радостным энтузиазмом берутся за укладку стены. Л. Копелев даже назвал произведение «типичной производственной повестью в духе соцреализма». Но этот эпизод имеет прежде всего символическое значение, соотносимое с «Божественной комедией» Данте (переход из нижнего круга ада в чистилище). В этом труде ради труда, творчестве ради творчества И. Д. строит уже не пресловутую ТЭЦ, он строит себя, вспоминает себя свободного — он возвышается над лагерным рабским небытием, испытывает катарсис, очищение, он даже физически перебарывает свою болезнь.
Сразу после выхода «Одного дня» в Солженицыне многие увидели нового Льва Толстого, а в И. Д. — Платона Каратаева, хотя он и «не округл, не смирен, не спокоен, не растворяется в коллективном сознании» (А. Архангельский). В сущности при создании образа И. Д. Солженицын исходил из мысли Толстого о том, что день мужика может составить предмет для такого же объемистого тома, как несколько веков истории.
В определенной степени Солженицын противопоставляет своего И. Д. «советской интеллигенции», «образованщине», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи».
», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи». Споры Цезаря и кавторанга о фильме «Иван Грозный» И. Д. непонятны, он от них отворачивается как от надуманных, «барских» разговоров, как от надоевшего ритуала. Феномен И. Д. сопряжен с возвращением русской литературы к народничеству (но не к народности), когда в народе писатель видит уже не «правду», не «истину», а сравнительно меньшую, по сравнению с «образованщиной», «подать лжи».
Еще одна особенность образа И. Д. в том, что он не отвечает на вопросы, а скорее задает их. В этом смысле значителен спор И. Д. с Алешкой-баптистом об отсидке как страдании во имя Христа. (Этот спор напрямую соотносится со спорами Алеши и Ивана Карамазовых — даже имена героев те же.) И. Д. не согласен с таким подходом, но примиряет их «печенье», которое И. Д. отдает Алешке. Простая человечность поступка заслоняет и исступленно-экзальтированную «жертвенность» Алешки, и упреки Богу «за отсидку» И. Д.
Образ Ивана Денисовича как и сама повесть Солженицына, стоит в ряду таких явлений русской литературы, как «Кавказский пленник» А. С.Пушкина, «Записки из мертвого дома» и «Преступление и наказание» Ф. М.Достоевского, «Война и мир» (Пьер Безухое во французском плену) и «Воскресение» Л. Н.Толстого. Это произведение стало своего рода прелюдией для книги «Архипелаг ГУЛАГ». После выхода в свет «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицын получил от читателей огромное количество писем, из которых позже составил антологию «Читают «Ивана Денисовича»».
Образ Ивана Денисовича имеет особое значение для русской литературы 60-х гг. наряду с образом до-пора Живаго и поэмой Анны Ахматовой «Реквием». После опубликования повести в эпоху т. н. хрущевской оттепели, когда был впервые осужден «культ личности» Сталина, И. Д. стал для всего тогдашнего СССР обобщенным образом советского зека — заключенного советских исправительно-трудовых лагерей. Многие бывшие осужденные по 58-й статье узнавали в И. Д. самих себя и свою судьбу.
Шухов — герой из народа, из крестьян, судьбу которого ломает беспощадная государственная система. Попав в адскую машину лагеря, перемалывающую, уничтожающую физически и духовно, Шухов пытается выжить, но при этом остаться человеком. Поэтому в хаотической круговерти лагерного небытия он ставит самому себе предел, ниже которого не должен опускаться (не есть в шапке, не есть рыбьи глаза, плавающие в баланде), — иначе гибель, сначала духовная, а потом и физическая. В лагере, в этом царстве беспрерывной лжи и обмана, гибнут именно те, кто предает себя (лижет миски), предает свое тело (околачивается в лазарете), предает своих (стукач), — ложь и предательство губят в первую очередь именно тех, кто им подчиняется.
Особые споры вызвал эпизод «ударного труда» — когда герой и вся его бригада вдруг, словно забыв, что они рабы, с каким-то радостным энтузиазмом берутся за укладку стены. Л. Копелев даже назвал произведение «типичной производственной повестью в духе соцреализма». Но этот эпизод имеет прежде всего символическое значение, соотносимое с «Божественной комедией» Данте (переход из нижнего круга ада в чистилище). В этом труде ради труда, творчестве ради творчества И. Д. строит уже не пресловутую ТЭЦ, он строит себя, вспоминает себя свободного — он возвышается над лагерным рабским небытием, испытывает катарсис, очищение, он даже физически перебарывает свою болезнь.
Сразу после выхода «Одного дня» в Солженицыне многие увидели нового Льва Толстого, а в И. Д. — Платона Каратаева, хотя он и «не округл, не смирен, не спокоен, не растворяется в коллективном сознании» (А. Архангельский). В сущности при создании образа И. Д. Солженицын исходил из мысли Толстого о том, что день мужика может составить предмет для такого же объемистого тома, как несколько веков истории.
В определенной степени Солженицын противопоставляет своего И. Д. «советской интеллигенции», «образованщине», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи».
», «платящей подать в поддержку обязательной идеологической лжи». Споры Цезаря и кавторанга о фильме «Иван Грозный» И. Д. непонятны, он от них отворачивается как от надуманных, «барских» разговоров, как от надоевшего ритуала. Феномен И. Д. сопряжен с возвращением русской литературы к народничеству (но не к народности), когда в народе писатель видит уже не «правду», не «истину», а сравнительно меньшую, по сравнению с «образованщиной», «подать лжи».
Еще одна особенность образа И. Д. в том, что он не отвечает на вопросы, а скорее задает их. В этом смысле значителен спор И. Д. с Алешкой-баптистом об отсидке как страдании во имя Христа. (Этот спор напрямую соотносится со спорами Алеши и Ивана Карамазовых — даже имена героев те же.) И. Д. не согласен с таким подходом, но примиряет их «печенье», которое И. Д. отдает Алешке. Простая человечность поступка заслоняет и исступленно-экзальтированную «жертвенность» Алешки, и упреки Богу «за отсидку» И. Д.
Образ Ивана Денисовича как и сама повесть Солженицына, стоит в ряду таких явлений русской литературы, как «Кавказский пленник» А. С.Пушкина, «Записки из мертвого дома» и «Преступление и наказание» Ф. М.Достоевского, «Война и мир» (Пьер Безухое во французском плену) и «Воскресение» Л. Н.Толстого. Это произведение стало своего рода прелюдией для книги «Архипелаг ГУЛАГ». После выхода в свет «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицын получил от читателей огромное количество писем, из которых позже составил антологию «Читают «Ивана Денисовича»».