Гуманистические идеалы в творчестве А.И. Солженицына (на материале произведения «Один день Ивана Денисовича»)

Жизнь не многому может научить того, кто не научился переносить страдания.

А. Граф

Я не знаю, почему, из-за каких роковых обстоятельств, но судьба моего народа и его лучших представителей — музыкантов, ученых, писателей и поэтов, в большинстве случаев складывается по принципу «нет пророка в своем отечестве». Еще великий Пушкин в письме к своей жене восклицал: «…черт догадал меня родиться в России с душой и талантом!»

Творчество выдающегося писателя Александра Исаевича Солженицына не избегло такой же печальной участи: будучи признанным во всем мире, оно вернулось на родину писателя лишь недавно, когда была прожита трудная, полная испытаний жизнь, когда оставалось мало сил, чтобы завершить задуманное.

История нашей страны насчитывает немало отрезков времен и событий, вошедших в учебники под названием «смутные». Да, пожалуй, и теперешние времена мы ощущаем как смутные, но, на мой взгляд, более кровавых и беспощадных времен, чем «сталинские», для моего народа не было и, будем надеяться, никогда не будет. В жернова этого бесчеловечного времени и попала судьба Александра Солженицына. В своих очерках литературной жизни «Бодался теленок с дубом» автор, объясняя необходимость появления этих записок, говорит: «Одно — наша жестокая и трусливая потаенность, от которой все беды нашей страны. Сколько эта потаенность еще продлится — не предсказать, может, многих нас… раньше этого рассекут, и пропадет с нами невысказанное». А невысказанного и в судьбе автора, и в судьбе его народа хватило не только на семь частей «Архипелага ГУЛАГ», но и на интимно-лирическую повесть «Раковый корпус», главный герой которой — Костоглотов — до боли напоминает самого Солженицына, и на роман-эпопею «Красное колесо». Особенно пронзительными и глубокими по эмоциональному воздействию творениями писателя (о судьбе человека в тоталитарном государстве) являются «Архипелаг ГУЛАГ», «Один день Ивана Денисовича» и, конечно, «Раковый корпус».

Впервые она появилась на страницах журнала «Новый мир» в 1962 году. Как потом рассказывал Александр Твардовский, который в то время был редактором этого журнала, он начал читать эту повесть вечером, да так и не уснул всю ночь, дочитав ее до конца и даже перечитав второй раз. Твардовский был восхищен. Для него, а позднее и для всех нас, начались дни открытия нового талантливого писателя, который одним из первых показал страшную правду истории Родины и судеб миллионов людей.

В этой повести мы видим обычный рабочий день в лагере. Перед нами открываются тяготы тюремной жизни: разлука с близкими, тяжелая изнурительная работа на холоде, плохое питание, жестокое обращение надзирателей. Необходимо было иметь мужество, силу духа, иногда, может быть, как-то хитрить, изворачиваться, чем-то подзарабатывать для того, чтобы выжить в таких условиях. Так жил и Иван Денисович Шухов. Так, да не так! Кто-то «подхалимничал», «лизал миски», покупал лагерное благополучие путем предательства, но Иван Денисович не поступился своей честью, не пренебрег своим человеческим достоинством.

ловеческим достоинством. И во всем этом помогают ему его житейская мудрость и практическая смекалка, оптимизм и знание жизни — свойства, которые рождены опытом не одного дня. Вот Шухов, воспользовавшись оплошностью повара, ловко «закосил» две лишние миски каши; вот подобрал по дороге кусок ножовки. Заточить ее — ножичек сапожный выйдет, ему в бараке цены нет. Мастер он был хороший: обувь мог отремонтировать, фуражку залатать, тапочки сшить. Шухов, зная силу и умение своих рук, ни на кого не перекладывал свою ношу, а чем мог, помогал товарищам, поддерживал их.

Очень созвучна судьба Ивана Денисовича Шухова судьбе другого героя А.И Солженицына — Олега Костоглотова.

Несмотря на все тяготы, отпущенные на их долю, сохранили они силу духа, ту внутреннюю устойчивость, которая позволяет выстоять, не надломиться, а верить в жизнь, в ее перемены к лучшему.

Костоглотов, как и Солженицын, испытал многое на своем веку: войну, арест, лагеря, мучительную болезнь. Ему присущи неискоренимая жажда справедливости и желание постичь высший смысл жизни. В условиях тоталитарного режима такие качества были весьма опасными для человека… Так Костоглотов рассказывает доктору Гангарт: «Видите, Вера Корнильевна, за приверженность демократии я больше всего в жизни пострадал». Вместе с медсестрой Зоей узнаем мы о причине ареста Костоглотова — безобидном разговоре на студенческой вечеринке о Самом: «Нас, понимаете ли, кое-что не устраивало. Мы, так сказать, не были в восторге». Лагеря и ссылка в крошечный Уш-Терек — вот что выпало на долю Олега Костоглотова. Да еще и болезнь…

А рядом жил и прекрасно устраивался в жизни Русанов. Жил, построив свое благополучие на чужом горе, купив это благополучие путем предательства. И не просто жил, а требовал от жизни для себя лучший кусок, лучшие лекарства, лучших, особенных врачей. Огородившись от людей партийно-номенклатурной принадлежностью, Русанов не хотел замечать, что они такие же, как и он: им тоже трудно, тоже больно, тоже хочется жить. А раковый корпус вместил столько судеб, столько жизней, столько человеческого горя!

И все-таки, «Раковый корпус» — самое лучезарное и жизнеутверждающее произведение Александра Солженицына. Вчитываясь в страницы, видишь, как Костоглотов, чудом выигравший схватку со смертью, уходит в жизнь. Солженицын же позже напоминает, что это чудесное второе рождение полно высшего смысла: его человеческое предназначение — рассказать о том, что пережито, прочувствовано им самим и всеми, «кому не хватило жизни об этом рассказать».

Через шесть лет с одним из вариантов рукописи познакомились агенты КГБ. После этого книга предстала вниманию широких слоев западного общества, а автор был выслан из Советского Союза. Но этому леденящему душу художественному исследованию еще суждено было спасти жизнь своему творцу: кто знает, не будь все это напечатано и обнародовано, где какая «роковая калитка» распахнулась бы и какая «захлопнулась навсегда». А так наш великий писатель и великий гражданин России, пройдя все круги земного ада, сумел донести до нас голоса тех, кто был поглощен тем чудовищным «тритоном».

се круги земного ада, сумел донести до нас голоса тех, кто был поглощен тем чудовищным «тритоном».