Русские сочинения - Толстой Л.Н. - Казаки - Художественное своеобразие повести Толстого «Казаки»

Художественное своеобразие повести Толстого «Казаки»

В «Казаках» Толстой шел за Пушкиным, но отнюдь не повторял его, а в чем-то даже спорил с Пушкиным. Это был особенный, характерно толстовский путь ученичества: он учился, оставаясь верным не только учителю, по и самому себе,— учился, преодолевая. В «Казаках» «спор» с Пушкиным и преодоление пушкинских художественных решений заключалось прежде всего в демонстративном снижении, «заземлении» темы: у Толстого все оказывается заметно проще, чем у автора «Цыган», все обыденнее, ближе к каждодневному. Это обусловлено уже самим различием — принципиальным различием — жанров. Пушкин писал романтическую поэму о цыганах. Толстой близкий сюжет разрабатывает в жанре психологического и эпического повествования с обнаженными реалистическими тенденциями.

Обыденное и совсем прозаическое у Толстого оказывается по-особенному и неожиданно прекрасным. Такова, например, природа в «Казаках». Ее особая, некнижная красота выявляется Толстым подчеркнуто заостренно, полемически.

Герой повести Оленин имеет самые романтические представления о Кавказе и его природе. Приближаясь к Кавказу, он видит вооруженных людей: «Вот оно где начинается!» говорил себе Оленин и все ждал вида снеговых гор, про которые много говорили ему». Наконец 1 он увидел, но совсем не то, чего ожидал: «…было пасмурно и облака до половины застилали горы. Оленину виделось что-то серое, белое, курчавое, и, как он ни старался, он не мог найти ничего хорошего в виде гор, про которые он столько читал и слышал». Наутро, проснувшись, Оленин снова видит горы, теперь уже освещенные солнцем: «Сначала горы только удивили Оленина, потом обрадовали; но потом, больше и больше вглядываясь в эту, не из других черных гяур, но прямо из степи вырастающую и убегающую цепь снеговых гор, он мало-помалу начал вникать в эту красоту и почувствовал горы».

Вместе с Олениным, не сразу, мы, читатели, тоже начинаем «чувствовать» горы. Вместе, с героем повести и вместе с самим Толстым (и благодаря Толстому!) мы начинаем чувствовать и вполне понимать поэзию обыкновенного. Толстой к этому и стремился в «Казаках». Да и не в одних только «Казаках».

Так же как и природу, Толстой изображает в повести своих героев-казаков. В них простота и обыкновенность неотделимы от своеобразного величия. Это относится и к Ерошке, и к Лукашке, и особенно к Марьяне. Оленин думает о казаках: ««Никаких здесь нет бурок, стремнин, Амалат-беков, героев и злодеев… Люди живут, как яшвет природа: умирают, родятся, совокупляются, опять родятся, дерутся, пьют, едят, радуются и опять умирают, и никаких условий, исключая тех неизменных, которые положила природа солнцу, траве, зверю, дереву. Других законов у них нет…» И оттого люди эти в сравнении с ним самим казались ему прекрасны, сильны, свободны…».

Толстой воспевает в «Казаках» жизнь и людей, не знающих условных законов и установлений. При этом собственная его поэтика тоже максимально избавлена от условности. У Толстого в «Казаках» поэзия жизни — в самом прямом и точном значении этого слова.

«Казаки» недаром так восторженно были встречены читателями.

Казаки» недаром так восторженно были встречены читателями. Единодушно восторженно. Тургенев дважды перечитывает повесть. Прочитав впервые, он пишет А. А. Фету и И. П. Борисову: ««Казаков» я читал и пришел от них в восторг (и Боткин также)». И год спустя Борисову: «На днях перечел я роман Толстого — «Казаки» — и опять пришел в восторг. Это — вещь поистине удивительная и силы чрезмерной»

О художественной силе толстовской повести говорил не один Тургенев. Об этом же говорили и Фет, и многие другие самые авторитетные читатели Толстого. Эту удивительную художественную силу мы до сих пор ощущаем, читая «Казаков». Она выражается и в глубокой поэзии повести, и в ее правде, прежде всего в психологической правде характеров.

Но у Толстого в «Казаках» иной характер правдивости, нежели в предшествующих произведениях. И главное: у него в «Казаках» иной, чем прежде, характер психологизма.

В изображении казаков мы не встретим столь характерной для Толстого «диалектики души». Но от этого изображение героев не теряет своей достоверности. Источник этой достоверности — в выверенности характеров, в точном соответствии всякого движения, всякого слова героя и его поступка особенностям его личности и особенностям той ситуации, в которой он находится.