Размышление о рассказе Л. Толстого «После бала»
«После бала» — одно из самых знаменательных произведений. Написал его 75-летний старик. Неиссякаема мощь таланта. В миниатюрном рассказе проявилась поэтическая молодость нестареющего гения и сила обличения пророка, громящего греховный мир. Поэзия и гражданственность неразделимы у Толстого. Бал и экзекуция — не только художественный эффект, но воплощение художественного принципа Толстого. Задолго до того года, когда создавался рассказ, Толстой как-то сказал: «Каждая ложа в театре, каждая бутылка шампанского, каждая роскошная книга — это столько-то розог, столько-то дней тюрьмы, столько-то крови, столько-то стонов и слез».
Вскоре после окончания рассказа в Ясную Поляну приехали В. В. Стасов и скульптор И. Я. Гинцбург. Когда И. Гинцбург лепил статуэтку, Толстой по просьбе В. Стасова читал вслух последнее произведение, «После бала». Гинцбург вспоминал, что, когда описывались бал и влюбленность рассказчика, присутствовавшим казалось, что Лев Николаевич сочувствует увлечению молодого человека, «и всем как-то странно, что Лев Николаевич так долго останавливается на любви молодого человека». Когда же Толстой перешел к сцене экзекуции, скульптор бросил работу. «Руки мои дрожали, и я боялся, что, дотронувшись до статуэтки, я сомну ее. Статуэтка эта так и осталась незаконченным наброском. Но она мне дороже других работ: она живо напоминает мне тот вечер, когда чувства и мысли Толстого меня взволновали так, что заставили забыть и себя и свою работу»
Вскоре после окончания рассказа в Ясную Поляну приехали В. В. Стасов и скульптор И. Я. Гинцбург. Когда И. Гинцбург лепил статуэтку, Толстой по просьбе В. Стасова читал вслух последнее произведение, «После бала». Гинцбург вспоминал, что, когда описывались бал и влюбленность рассказчика, присутствовавшим казалось, что Лев Николаевич сочувствует увлечению молодого человека, «и всем как-то странно, что Лев Николаевич так долго останавливается на любви молодого человека». Когда же Толстой перешел к сцене экзекуции, скульптор бросил работу. «Руки мои дрожали, и я боялся, что, дотронувшись до статуэтки, я сомну ее. Статуэтка эта так и осталась незаконченным наброском. Но она мне дороже других работ: она живо напоминает мне тот вечер, когда чувства и мысли Толстого меня взволновали так, что заставили забыть и себя и свою работу»