АНДРЕЙ БОЛКОНСКИЙ И РОДИОН РАСКОЛЬНИКОВ

АНДРЕЙ
БОЛКОНСКИЙ И РОДИОН РАСКОЛЬНИКОВ
Анна
Ахматова писала: “Вы делаете ошибку,
противопоставляя Толстого Достоевскому.
Неверно. Они как самые высокие башни одного
и того же величественного здания, вершины. В
них лучшее, что есть в русском духе”. Тем не
менее их оба главных героя: Родион
Раскольников, главный герой “Преступления
и наказания”, и князь Андрей, один из
главных героев “Войны и мира”, — не
столько похожи, сколько различаются между
собой. Различия эти просматриваются,
начиная с социального положения, с их
окружения и заканчивая жизненным путем и их
духовными исканиями.
Раскольников,
бедный студент, ведет полунищенское
существование. Его семья также очень бедна
и не в состоянии помогать ему. Его
образование не закончено, но не только из-за
нехватки средств. Он мог бы найти деньги,
подрабатывая уроками, как это делает его
товарищ Разумихин. Что же заставляет его
сидеть в своей комнате, “похожей на гроб”,
целыми днями? Что мешает ему жить как все,
изыскивать средства, решать свои проблемы,
устраивать свою жизнь? Заметим, что уже в
самом начале романа, в портрете, дан намек
на ответ на этот вопрос. Одежда
Раскольникова, похожая на рубище, и Шляпа,
которая выглядит как символ тернового
венца, позволяют увидеть эту отрешенность и
провести аналогию с Христом. Причина этой
отрешенности кроется в нем самом. Он
отрешен от окружающего мира добровольно.
Проблема, мучающая его, отделяет его от
остального мира, от остальных людей. В такой
же духовной изоляции находится и князь
Андрей. Почему? В отличие от Раскольникова,
он прекрасно образован, наследник родового
имения, сын екатерининского генерала, то
есть (в начале романа) — молодой человек,
подающий большие надежды. Он вращается в
высшем обществе и не должен заботиться,
казалось бы, ни о чем. На первый взгляд
Раскольников и Болконский — совершенно
разные люди, но тем не менее князь Андрей
тоже “чужой” в светских гостиных. Из этой
жизни он бежит в армию и говорит Пьеру: “Я
иду потому, что эта жизнь, которую я веду
здесь, эта жизнь — не по мне!”
Итак, мы
видим, что Раскольников и Болконский,
настолько разные по своему социальному
положению, одинаковы в своем духовном
состоянии, — они одиноки. Но, анализируя их
психологическое состояние, мы приходим к
выводу, что если Раскольников испытывает
апогей своих мучений, которые длятся всего
несколько дней (как и все время действия
романа), бредит своей идеей и буквально, во
время болезни, и в переносном смысле, то
князь Андрей находится лишь в начале своих
исканий, даже еще не задумываясь над ними, а
лишь бессознательно ощущая потребность
перемены. Эта потребность заставляет его
покинуть салоны и отправиться в
действующую армию, чтобы уже там пройти
некоторые этапы сложных душевных исканий. В
кампании 1805—1807 годов князь Андрей
переживает еще один важный момент — это
наполеонизм и отношение к славе, способы ее
достижения. До Аустерлица князь Андрей
мыслит себя чем-то вроде Мессии — он спасет
людей, он совершит подвиг. Эта идея
подкрепляется его верой в избранность
Наполеона. Культ Наполеона в то время был
очень популярен в Европе, обыкновенный
капрал превращается в императора — это
потрясло людские умы. Культ основан в
большей степени на честолюбии, и это,
безусловно, присутствует и у князя Андрея.
Но им движет не только честолюбие. Здесь
просматриваются зачатки его главной идеи —
всеобщего единения и любви. Он таки
становится “нашим князем”, но уже
разочаровавшись в “маленьком капрале” и
развенчав культ Наполеона. Подвиг Тушина
открывает ему глаза — слава не всегда
выбирает достойных ее. Развенчание
Наполеона происходит в Аустерлицком
сражении, когда тяжело раненный князь
Андрей сравнивает все происходящее со
спокойствием вечного неба. И именно в этот
момент, когда жизнь могла бы покинуть его,
он на мгновение соединяется с небом, с
природой, но этого мгновения ему достаточно
для того, чтобы понять
всю низменность происходящего. Наполеон,
который в это время проезжает мимо лежащего
князя Андрея, кажется ему ничтожным. «В
этой сцене Толстой дает нам намек на
последующую смерть князя Андрея, где это
мгновение слияния и единения с небом, всем
миром превратится в вечность.
Раскольников
также увлекается наполеонизмом и так же,
как и поначалу князь Андрей, видит в
Наполеоне некоторое воплощение своих идей
и теорий. Но сходство это поверхностно, и в
глубине имеются существенные различия.
Раскольников строит свою теорию “людей,
власть имеющих, и тварей дрожащих”,
опираясь на расчетливого Наполеона, такого
же теоретика людских судеб. Герой
Достоевского уподобляется ему, и
Раскольникову кажется, что его будущее
преступление — это и есть проверка этой
теории. Пока он строит теорию, сама живая
жизнь дает ему материалы и мотивы этого
преступления. Сцена из жизни нищего и
развратного Петербурга, второго Вавилона,
где “семилетний развратен и вор”, дают ему
повод усомниться в моральности человека, и
он решается на преступление ради выяснения
наличия морали в природе человека. Но пока
это бессознательно и незаметно зреет в нем,
он упоен своим вопросом, кто же он — “тварь
дрожащая” или “право имеет”.
Но
освободиться от наполеонизма и осознать
проблему, которая его истинно мучила,
Раскольников (в отличие от князя Андрея)
смог не вдруг, только через годы каторги.
Лишь там он понимает, что любой человек,
совершив убийство, убивает в себе Бога. “Я
не старуху убил, я себя убил. Так-таки и
ухлопал себя навеки”, — говорит
Раскольников. Понимание этого и есть
результат морального воскресения
Раскольникова. Итак, рассмотрев различие в
вопросе наполеонизма и обнаружив, что князь
Андрей отказывается от наполеонизма уже
в самом
начале, мы видим, что это их увлечение не
заключает главных проблем ни князя Андрея,
ни Раскольникова. Оно явственно указывает
на то, что роль Мессии ими в конце концов
будет исполнена — но в другом, более
глобальном масштабе. На поверхности лежит (да
и сам Раскольников мыслит именно таким
образом), что его мессианство состоит в том,
чтобы освободить людей от лживых
предрассудков и указать им путь “возвышения”.
Люди аморальны по своей природе, считает
Раскольников, и лишь земное наказание,
тюрьма, суд удерживают их от преступления
через “формалистские” христианские
заповеди. Все люди лгут, изображая
добродетель, и Раскольников якобы
предлагает им путь освобождения от этой лжи.
Заблуждается и князь Андрей, который
вначале видит свое мессианство
в том, что,
занимая высокий пост (будь то должность в
армии или гражданская), он поможет людям
изменить мир. Для этого он, разочаровавшись
в военной карьере, целиком отдает себя
реформам Сперанского. Но и здесь его
постигает разочарование — он осознает, что
реформы и живая жизнь несовместимы.
Представляя себя на месте старосты Дрона (а
князь Андрей прекрасно умел это делать — то
есть представить себя на месте любого
человека, понять его с полувзгляда; это
качество, которым наделяет его Толстой,
есть еще одно указание на его избранность),
ощущая себя Дроном, он понимает, что эти
реформы для крестьян бессмысленны и живую
жизнь нельзя уложить в реформы. Мы видим,
что его мессианство не в службе людям, он
открывает нечто новое. Наконец и
Раскольников, и князь Андрей приходят к
настоящим проблемам. Именно здесь их опыт
становится ценен для всего человечества, но
он достигается лишь в итоге испытания
смертью. И Толстой, и Достоевский ставят
своих героев в такое положение, когда иной
выход, решение невозможно.
Совершив
убийство старухи и Лизаветы, Раскольников
понимает, что не теорию он свою проверял, а
проверял самое главное, то, к чему осознанно
и мастерски вел его Достоевский на
протяжении всего романа, — наличие у
человека внутреннего нравственного закона
и судьи — совести, то есть присутствие в нем
Бога, “идеала Мадонны”, а не “идеала
Содомского”. Итак, мы видим, что проблема
эта не социальная или психологическая, а
нравственная и вечная.
Проблемы
смысла жизни, проблемы нравственные мучают
и князя Андрея. Итогом его исканий является
то, что он понимает, что “настоящая жизнь”,
единение с Богом предполагает любовь ко
всем, ко всему миру. А это есть прощение, то
есть он обязан простить Анатоля и любить не
одну Наташу и своих родных, а всех. Он стоит
перед выбором: жить так или любить одну
женщину, своих родных и иметь право на
остальные человеческие чувства: ненависть,
ревность. Трагедия состоит в том, что он
понимает, что на земле невозможно
реализовать его мечты единения со всеми. На
земле он не может простить. Перед отъездом в
армию он говорил княжне Марье, что прощать
— это “добродетель женщины”. Его идеал
жизни он может реализовать лишь путем
смерти. Парадокс? По Толстому — нет. Почему?
По свидетельству Чехова и К. Леонтьева,
которые, помимо того что были писателями,
были еще и врачами, князь Андрей не мог не
умереть, его раны были слишком серьезны и
неизлечимы в то время. Но Толстой нигде не
говорит прямо о смерти князя Андрея, так как
смерть для Толстого есть только переход в
другую жизнь, то есть новое рождение. Эта
новая жизнь несет в себе слияние с “целым”
и “источником всего”, то есть Богом. Это
итог жизни каждого человека,
и цель наша — прожить земную жизнь так,
чтобы совесть не мучила нас при смерти.
Итак, мы
видим, что, несмотря на столь разные задачи
обоих героев, они, по сути, решают одни и те
же нравственно-бытийные вопросы, а не
социальные, психологические и тем более
политические. Оба они открывают новые пути
человечеству, помогают задуматься над
новыми вопросами, и заслуга обоих писателей
в том, что сши завещали нам видеть и
понимать истинные ценности жизни.