Сочинение по роману Тургенева «Накануне»
В начале 1860 г. Тургенев напечатал роман «Накануне». «Г. Тургенев — любимец русских читающих людей,— писал критик журнала «Русское слово»,— и они уже давно привыкли восторженно встречать каждое новое произведение его, полагая найти в нём ответ на заветные думы». Тургенев упрочил уже за собой репутацию не только крупнейшего писателя-художника, но и писателя, который”, по словам Добролюбова, «быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в сознание общества, и в своих произведениях обыкновенно обращал (насколько позволяла обстоятельстве) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно начинавший волновать общество».
Романом «Накануне» как нельзя более Тургенев оправдал эту оценку. Новое его произведение явилось «новым словом» в русской литературе, вызвало шумные толки и споры (и в критике и у читателей). Роман читался с жадностью. «Самое название его,— по словам критика «Русского слова»,— со своим символическим намёком, которому можно придать очень обширный смысл, указывало на мысль повести, заставляло догадываться, что автор хотел сказать чтото больше того, что заключено в его художественных образах». В чём же была идея, особенности, новизна третьего романа Тургенева?
Если в «Рудине» и «Дворянском гнезде» Тургенев изображал прошлое, рисовал образы людей 40х годов, то в «Накануне» он давал художественное воспроизведение современности, откликался на те заветные думы, которые в период общественного подъёма второй половины 50х годов волновали всех мыслящих и передовых людей.
Не идеалисты-мечтатели, а новые люли, положительные герои, подвижники дела были выведены в романе «Накануне». По словам самого Тургенева, в основу романа была «положена мысль о необходимости сознательно-героических натур… для того, чтобы дело подвинулось вперёд».
В центре, на первом плане, стоял женский образ. Весь смысл романа таил в себе призыв к «деятельному добру» — к общественной борьбе, к отрешению от личного и эгоистического во имя общего.
В героине романа, «удивительной девушке» Елене Стаховой, выступал «новый человек» русской жизни. Елена окружена даровитой молодёжью. Но ни Берсенев, только что кончивший университет и готовящийся стать профессором; ни талантливый скульптор Шубин, в котором всё дышит искромётной, умкой лёгкостью и счастливой весёлостью здоровья, влюбленный в античность и думающий, что «вне Италии нет спасения»; ни, тем более «жених» К Урнатовский, эта «служебная честность и дельность без содержания»,— не разбудили чувств Елены.
Свою любовь она отдала Инсарову, иностранцу-болгарину, бедняку, у которого в жизни была одна великая цель — освобождение родины от турецкого гнёта и в котором жила «сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти». Инсаров покорил Елену тем, что ответил на её смутное, ко сильное стремление к свободе, увлёк её красотой подвига в борьбе за «общее дело».
И Шубин, и Берсенев отступили перед Инсаровым, отдавая должное его прямой, и смелой «железной» силе, Шубин признаётся: «Нет ещё у нас никого, нет людей, куда ни посмотри.
нет людей, куда ни посмотри. Всё — либо грызуны, самоеды, либо темнота и глушь подземная, либо телкачи, из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные!» Он спрашивает: «Когда ж каша прядёт пора? Когда у нас народятся люди?» — и слышит ответ собеседника: «Дай срок… будут».
Выбор, сделанный Еленой, как бы указывал, каких людей ждала и звала русская жизнь. Среди «своих», таких не было — и Елена ушла к «чужому». Она, русская девушка из богатой дворянской семьи, стала женой бедняка-болгарина Инсарова, бросила дом, семью, родину, а после смерти мужа осталась в Болгарии, верная памяти и «делу всей жизни» Инсарова. В Россию она решила не возвращаться, спрашивая: «Зачем? Что делать в России?» На её вопрос время ответило романом Чернышевского, «русскими Инсаровыми, поднявшими борьбу с отечественным «турецким гнётом».
В замечательной статье, посвященной разбору романа «Накануне», Добролюбов писал: «Появляются уже такие понятия и требования, какие мы видим з Елене, требования эти принимаются обществом с сочувствием; мало того — они стремятся к деятельному осуществлению. Это значит, что уже старая общественная рутина отживает свой век: ещё несколько колебаний, ещё несколько сильных слов и благоприятных фактов,— и явятся деятели… Тогда в литературе явится полный, резко и живо очерченный образ русского Инсарова.
Романом «Накануне» как нельзя более Тургенев оправдал эту оценку. Новое его произведение явилось «новым словом» в русской литературе, вызвало шумные толки и споры (и в критике и у читателей). Роман читался с жадностью. «Самое название его,— по словам критика «Русского слова»,— со своим символическим намёком, которому можно придать очень обширный смысл, указывало на мысль повести, заставляло догадываться, что автор хотел сказать чтото больше того, что заключено в его художественных образах». В чём же была идея, особенности, новизна третьего романа Тургенева?
Если в «Рудине» и «Дворянском гнезде» Тургенев изображал прошлое, рисовал образы людей 40х годов, то в «Накануне» он давал художественное воспроизведение современности, откликался на те заветные думы, которые в период общественного подъёма второй половины 50х годов волновали всех мыслящих и передовых людей.
Не идеалисты-мечтатели, а новые люли, положительные герои, подвижники дела были выведены в романе «Накануне». По словам самого Тургенева, в основу романа была «положена мысль о необходимости сознательно-героических натур… для того, чтобы дело подвинулось вперёд».
В центре, на первом плане, стоял женский образ. Весь смысл романа таил в себе призыв к «деятельному добру» — к общественной борьбе, к отрешению от личного и эгоистического во имя общего.
В героине романа, «удивительной девушке» Елене Стаховой, выступал «новый человек» русской жизни. Елена окружена даровитой молодёжью. Но ни Берсенев, только что кончивший университет и готовящийся стать профессором; ни талантливый скульптор Шубин, в котором всё дышит искромётной, умкой лёгкостью и счастливой весёлостью здоровья, влюбленный в античность и думающий, что «вне Италии нет спасения»; ни, тем более «жених» К Урнатовский, эта «служебная честность и дельность без содержания»,— не разбудили чувств Елены.
Свою любовь она отдала Инсарову, иностранцу-болгарину, бедняку, у которого в жизни была одна великая цель — освобождение родины от турецкого гнёта и в котором жила «сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти». Инсаров покорил Елену тем, что ответил на её смутное, ко сильное стремление к свободе, увлёк её красотой подвига в борьбе за «общее дело».
И Шубин, и Берсенев отступили перед Инсаровым, отдавая должное его прямой, и смелой «железной» силе, Шубин признаётся: «Нет ещё у нас никого, нет людей, куда ни посмотри.
нет людей, куда ни посмотри. Всё — либо грызуны, самоеды, либо темнота и глушь подземная, либо телкачи, из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные!» Он спрашивает: «Когда ж каша прядёт пора? Когда у нас народятся люди?» — и слышит ответ собеседника: «Дай срок… будут».
Выбор, сделанный Еленой, как бы указывал, каких людей ждала и звала русская жизнь. Среди «своих», таких не было — и Елена ушла к «чужому». Она, русская девушка из богатой дворянской семьи, стала женой бедняка-болгарина Инсарова, бросила дом, семью, родину, а после смерти мужа осталась в Болгарии, верная памяти и «делу всей жизни» Инсарова. В Россию она решила не возвращаться, спрашивая: «Зачем? Что делать в России?» На её вопрос время ответило романом Чернышевского, «русскими Инсаровыми, поднявшими борьбу с отечественным «турецким гнётом».
В замечательной статье, посвященной разбору романа «Накануне», Добролюбов писал: «Появляются уже такие понятия и требования, какие мы видим з Елене, требования эти принимаются обществом с сочувствием; мало того — они стремятся к деятельному осуществлению. Это значит, что уже старая общественная рутина отживает свой век: ещё несколько колебаний, ещё несколько сильных слов и благоприятных фактов,— и явятся деятели… Тогда в литературе явится полный, резко и живо очерченный образ русского Инсарова.