Рецензия на повесть Г. Н. Владимова "Верный Руслан"

В свидетельствах “поднявшихся из ада”, в книгах о сталинских лагерях, которые так пристально читают в последние годы, мир заключенных, мир следственных кабинетов, полуподвальных камер и изоляторов виден глазами тех, кто прошел через кровавую мясорубку, через арест и следствие.
Охранник и заключенный, жертва и палач отделены друг от друга линией более непреодолимой, чем колючая проволока, сквозь которую прорывались, однако, люди, стремящиеся к свободе.
Об одной из таких попыток — лагерные стихи А. Жигулина. Вернее, даже не о попытке, а о повторяющемся кошмаре погони, в которой лагерный опыт внес свои атрибуты: луч прожектора, вышку, ребристый ствол автомата и страх, ужас человека, который пытается бежать, но никак не может уйти от преследования.
Овчарки лают где-то в двух шагах.
Я их клыки оскаленные вижу.
Я до ареста так любил собак.
И как теперь собак я ненавижу!
Я посыпаю табаком следы.
Я по ручью иду, чтобы сбить погоню, —
Они все ближе, ближе...
Сквозь кусты
Я различаю красные погоны...
А что, если посмотреть на мир тюрьмы глазами тех, кто носит эти самые красные погоны? Или вовсе глазами собаки, мчащейся по посыпанному табаком следу? Что чувствует она, настигая бегущего?
“Восторг повиновения, стремительный яростный разбег, обманные прыжки из стороны в сторону •— и враг мечется, не зная, бежать ему или защищаться. И вот последний прыжок, лапами на грудь, валит его навзничь, и ты с ним вместе падаешь, рычишь неистово над искаженным его лицом...”
Это цитата из повести Г. Владимова “Верный Руслан”, широко известной на Западе и ставшей доступной сравнительно недавно.
Запрещенная к печати в семидесятые годы, но все равно читаемая, повесть “Верный Руслан” воспринималась как отчаянно смелое обвинение режиму, покалечившему не только человеческие судьбы, но и человеческие души. “Увидеть ад глазами собаки и посчитать его раем” — так сам автор определил главную проблему “Руслана”.
Вадимов взялся за очень трудную задачу. Речь идет об искажении природы, в сущности, прекрасной, о дрессировке сознания людей, без которой была бы невозможна победа той идеи, что человека можно осчастливить через насилие.
Что знает о жизни главный герой повести — умный сторожевой пес Руслан? Что значит для него, к примеру, счастье? Ночные бдения с хозяином, когда они несут службу, и возле них добро и тепло, а там — весь огромный мир с его злостью и пакостями.
Что такое порядок? Бараки в два ряда, вышка, колючая проволока да глаз прожектора, освещающий лагерь. Что такое долг? Охранять этот порядок, оберегать его, не подпускать заключенного к колючей проволоке, не давать ему возможности выйти из строя, а если тот вышел — заталкивать обратно.
Но вот однажды этот мир рухнул. Флаг, развевающийся над лагерем, был снят и брошен на землю, огромные ворота, которые по всем правилам должны были быть закрыты, распахнулись. Лагерь опустел, а ужасного вида человек на своем урчащем тракторе делает то, за что раньше стреляли без окрика: ломает забор с колючей проволокой.

ет то, за что раньше стреляли без окрика: ломает забор с колючей проволокой. Как тут не зарычать, как не приготовиться к прыжку, ожидая услышать: “Фас, Руслан! Фас!”
Но нет долгожданной команды. Что же это происходит? Крушение порядка, крушение мира… Свобода не просто непривычна для Руслана — она для него неприемлема, а воспринимает он ее как временную.
Ему очень хочется, чтобы его “рай” — старый мир с его порядками, размеренная лагерная жизнь и все, что несла она с собой, — вернулся. Поэтому и бегает он на платформу ждать, когда приедет поезд с заключенными. Другие собаки уже забыли о долге, предали службу, перешли к “вольняшкам”, а Руслан все ждет. Что чувствует он, выброшенный из своего мира?
Брошенность, утрату смысла существования — вот что испытывает Руслан. Но он не может смириться с тем, что его “рай” не вернется никогда. “Он ждал — и дождался. Кто так неистово ждет, всегда дождется”, — говорит Владимов.
Однажды на запасной путь приходит поезд с молодыми рабочими, которые сами выстраиваются в колонны, и собаки вспоминают о своем долге, начинают эти колонны конвоировать.
“Какой эскорт!” — шутят рабочие, не понимая зловещего смысла происходящего. Но вскоре он доходит и до них, как дошел до тех людей, кбторые наблюдали.
Однако нет у колонны конвоира, который бы предупредил: “Шаг вправо, шаг влево...” И кто-то обязательно сделает этот шаг — упадет с разодранным горлом.
В развернувшемся побоище людей и собак суждено погибнуть Руслану: ему перебили позвоночник, и потертый бывший заключенный, которого Руслан “счел себя обязанным охранять, пока не вернутся хозяева”, не видит иного выхода, кроме как добить пса.
Пока я читала эту повесть, меня мучил один вопрос: кто Руслан — палач или жертва? Я сочувствовала псу, который гордо отказывался от еды, потому что кодекс собачьей чести предписывал брать ее только из рук хозяина. Сочувствовала тогда, когда, отыскав хозяина, Руслан готов броситься ему на помощь, чтобы оградить от беды. Но беда не пришла, просто бывший заключенный положил руку на плечо хозяина, и Рус- лан был вынужден тихо сидеть в стороне, сгорая от желания ринуться к хозяину и лизнуть ему руку, и верить в то, что его наконец увидят и позовут.
Сочувствовала тогда, когда пес часами сидел на платформе в ожидании поезда, а потом бежал в лагерь доложить: поезда нет.
Виноват ли Руслан в том, что честно несет свою службу? Виноват ли в своей преданности? Владимов снимает ответственность со своего героя и возлагает ее на тех, кто его учил.
“— Хрен с ним, ребята, не надо дразнить, — сказал солдат. Он все сидел в пыли, раздирая рукав и заматывая локоть."— Он служит.
— Никто не дразнит, — сказал мальчик. И возмутился: — Так это он, оказывается, служит? Какая сволочь!
— Да никакая, — сказал солдат. — Учили его, вот он и служит”.
Книга необычайно интересна прежде всего тем, что в ней рассказывается о существе, находящемся по ту сторону колючей проволоки, но с более искаженной судьбой.

удьбой. “Господа! Хозяева жизни! Мы можем быть довольны. Наши усилия не пропали даром. Сильный и зрелый, полнокровный зверь, бегущий в ночи по безлюдному лесу, чувствовал на себе жестокие, уродливые наши постромки и принимал за радость, что нигде они ему не жмут, не натирают, не царапают”.
В своей повести Владимов показал истинную трагедию преданности. И если представить, что под собачьими кличками и образами скрыты люди, то станет еще больнее за судьбу тех, кто служил неправедной идее. Служил по-своему честно, но оказался не нужен. Разве виноваты они в том, что их служба оказалась неверной, ложной, а жизнь их — навсегда искалеченной?