Русские сочинения
-
Распутин В.Г.
-
Прощание с матерой
-
Рецензия на повесть В. Г. Распутина «Прощание с Матерой» (3)
Рецензия на повесть В. Г. Распутина «Прощание с Матерой» (3)
(III вариант)
Просматривая жизненный и творческий путь Валентина Григорьевича Распутина, испытываешь особое, захватывающее чувство на тех этапах его жизни, где происходит чудесное превращение деревенского мальчика в великого писателя: вот только он был школьником, как все, студентом, каких несколько миллионов, журналистом, начинающим писателем, и их так много, вот он уже выпустил первую тоненькую книжечку очерков, а затем и рассказов в провинциальном издательстве — и таких тысячи, но вот он публикует “Деньги для Марии”, “Последний срок”, потом “Живи и помни”, “Прощание с Матерой” — и огромный успех, Государственная премия, всесоюзная и мировая известность. Он уже единственный в своем роде писатель и человек, всеми замеченный, прочитанный, обсужденный, переведенный на десятки языков мира.
Чтобы написать такую глубинную по содержанию книгу, как “Прощание с Матерой”, нужна, конечно, не только талантливость писателя, чуткость художника, упорная тщательность в работе, но и глубоко личная уязвленность тем конкретным сюжетом, которая ляжет в основу творческой работы писателя. Это последнее условие лежит у Распутина на поверхности. Де ревня его детства Атамановка сама оказалась на дне Братского моря.
Писатель очень любил свою деревню, да и как не любить свою родину, место, где ты родился. Любовь к “малой” родине — это все равно что любовь к матери. Мать воспитывает ребенка, а природа выращивает. Ведь именно матушка-земля кормит, поит. Красота ее лугов, полей, лесов воспитывает наилучшие качества души человеческой. Так разве можно оторвать сына от матери, тем более такой красивой? Конечно, это противоестественно.
Красоту края, очарование природы мы можем оценить, исходя из воспоминаний самого Валентина Распутина: “Едва научившись ходить, мы ковыляли к реке и забрасывали в нее удочки, еще не окрепнув, тянулись в тайгу, начинавшуюся сразу за деревней, собирали ягоды и грибы, с малых лет садились в лодку и самостоятельно брались за весла, чтобы грести к островам, где косили сено, а потом снова шли в лес — больше наших радостей и наших занятий была связь с рекой и тайгой. Это была она, известная всему свету река, о которой слагались вечные легенды и песни, единственная дочь Байкала, об удивительной красоте и поэзии которой я храню самые чистые и святые воспоминания”.
Склонность Распутина к глубинному созерцанию природы, способность чувствовать окружающий мир, несомненно, черпается из опыта общения с природой в избранные моменты проникновенного с ней контакта.
Всю эту необыкновенную красоту первозданной природы и необычайную грусть при расставании с ней отражает Распутин в повести “Прощание с Матерой”.
Распутинское “Прощание с Матерой” одновременно и идейный гребень и итог целого направления нашей литературы шестидесятых — семидесятых годов.
Повесть “Прощание с Матерой” не случайно начинается со слов: “И опять...” Это не просто описание какой-то конкретной весны, а обобщающий взгляд на то, что “бывало много раз”, внутри чего всегда находилась Матера: опять ледоход, зелень,' возвращение птиц, первые дожди, начало сева.
Глазами Дарьи производит Распутин смотр острова, его природного ландшафта. “От края до края, от берега до берега хватало в ней и раздолья, и богатства, и красоты, и дикости, и всякой твари по паре — всего, отделившись от материка, держала она в достатке — не потому ли и назвалась громким именем Матера”.
Деревня, обитающая на этом острове, повидала на своем веку многое. Знала войну, наводнение, и пожар, и голод, и разбой.
Была в деревне и церквушка, как положено, на высоком чистом месте, хорошо видная издали с той и с другой протоки.
Худо-бедно жила деревня, отделенная от внешнего мира быстротечной водой Ангары.
Здесь росли ребятишки, гуляли молодые, доживали свой век старые.
Но вот страшное известие сотрясло мирную деревушку: строившаяся поблизости гидроэлектростанция вскоре затопит деревню Матера. Любой разговор, о чем бы он ни был, в какое бы время ни перебрасывался, кого бы ни метил, кончался он всегда одним: подступающим затоплением Матеры и скорым переездом.
Конечно, власти позаботились о жителях и выделили каждой семье дом в новом поселке городского типа и в скором времени все должны были переселиться. Но хотели ли переезжать жители? На этот вопрос каждый отвечал по-разному.
Одни были рады предстоящей смене обстановки и не скрывали этого. Клавка Стригунова так и говорила: “Давно надо было утопить. Живым не пахнет… не люди, а клопы да тараканы. Нашли где жить — средь воды… как лягушки”.
Конечно, в большинстве своем молодежь была рада переселению, ведь не было у них за плечами тех лет жизни на острове Матера, как, например, у старшего поколения.
Самая старая в деревне — старушка Дарья. Характер видения Дарьи поражает редкой конкретностью и точностью, она настоящий “философ”, со своей глубоко оригинальной мировоззренческой интуицией и системой ценностей.
Ты не просто человек, творящий себя с нуля или которого с того же нуля формирует жизнь, ты — сын или дочь, большая часть тебя уходит в прошлое, в предков, они дали тебе все: само существование, оставили в наследство навыки, умения, средства. Таково внутреннее, неизымаемое ощущение Дарьи. Отсюда и ее глубоко личная тема ответственности перед умершими. Поэтому переселение для нее смерти подобно.
Часто с Дарьей проводит время Настасья, а также Сима с внуком Колей, который “смотрел на старух с каким-то недетским, горьким и кротким пониманием”. Заходил и Богодул, '“ступая медленно и широко, тяжелой, навалистой поступью, сгибаясь в спине и задирая большую лохматую голову, в которой воробьи вполне могли устраивать гнезда”. Старухи Бо-годула любили. Неизвестно, чем он их привораживал, чем брал, но только заявлялся он на порог к той же Дарье, она бросала любую работу и кидалась к нему встречать, привечать.
Они привыкли друг к другу, любили бывать вместе. Безусловно, для них жизнь вдали друг от друга не представляет интереса. Кроме того, они слишком любили свою Матеру. “Тут все знакомо, обжито, проторено, тут даже и смерть среди своих виделась собственными глазами ясно и просто — как оплачут, куда отнесут, с кем рядом положат”.